Источник. Джеймс А. Миченер

необходимости ни в барабанах, ни в трубах, ни в словах.

      – Кто твой бог? – как-то спросила она его.

      – Бог един, – ответил Йоктан.

      – Тогда почему же ты принял баалов, как того требовали жрецы?

      – В любой земле, куда мы приходили, я уважал местных богов.

      – Я считаю, что среди множества богов есть лишь один, которому стоит поклоняться. Остальные же этого недостойны. Как зовут твоего бога?

      – Эль.

      – Тот, что живет в небольшом камне перед нашим храмом?

      – У Эля нет жилища, он везде.

      Для пытливой Тимны эта простая идея стала вспышкой солнца, озарившей мир после бури, радугой, расцветшей в небе после холодного дождя. Объяснение Йоктана стало для нее той мыслью, которую она отчаянно искала все время: единый бог, у которого нет застывшей формы, нет постоянного обиталища в камне, нет какого-то особенного голоса. С разрешения Йоктана она стала каждый день приносить к алтарю этого вездесущего бога весенние цветы – желтые тюльпаны, белые анемоны или красные маки.

      Именно Тимна показала хабиру дорогу в Акко, куда Йоктан и повел караван своих ослов в торговую экспедицию, ибо слово «хабиру» означало «погонщик ослов» или человека, на котором «лежит пыль дорог». А когда караван вернулся, нагруженный товарами из порта, Йоктан послал своих сыновей в оливковую рощу, а сам, миновав ворота, пошел посоветоваться со жрецами. «В Акко я увидел, что можно развернуть широкую торговлю. Я хотел бы перебраться за ваши стены, и я возьму с собой жену Урбаала, потому что теперь она моя жена». И жрецы согласились. Когда Тимна, скрывая волнение, прошла мимо дома, в котором некогда царило веселье, смолкшее ее стараниями, она вспомнила день, когда впервые переступила его порог женой Урбаала. Разломав на каменной приступке спелый гранат, Амалек вскричал: «Пусть у вас будет столько сыновей, сколько тут зерен!» А теперь Йоктан привел ее к убогой хижине у восточной стены, которую ему выделили жрецы, но вскоре Тимна преобразовала его во вполне достойное место с алтарем единого бога и утешилась, когда родившийся сын получил имя Урбаал, то есть линия его отца будет продолжена. Но ее радость была отравлена, когда в их скромный дом пришли жрецы и сказали одной из девушек-рабынь Йоктана:

      – Твой ребенок – это первенец Йоктана, и запястья его мы отметим красным.

      Охваченная гневом из-за обездоленной девушки-рабыни, Тимна как-то легче восприняла собственные беды, которые, угнездившись в сердце, грызли его, как крысы точат зерно. Она куда больше жалела эту бедную девушку, чем саму себя, потому что той еще предстояло увидеть ту невообразимую жестокость, с которой ее ребенка принесут в жертву. Покинув жилище, в котором оставался ребенок с красными метками на ручках, Тимна, полная печали, побрела по улицам. Она прошла мимо дома Амалека, где когда-то ночью стояла на страже, мимо своего бывшего дома, в котором теперь царила злобная Матред, миновала менгиры (теперь они никогда больше не будут иметь власти над ней) и двинулась