Источник. Джеймс А. Миченер

как шевелятся губы Йоктана, вознося безмолвное моление: «Эль, пусть это буду я!» И когда по ступеням храма поднялся городской горшечник, готовый выполнить требования ритуала, Йоктан продолжал так неотрывно смотреть на все происходящее, что Тимна, которая уже раньше видела такой взгляд, смогла догадаться, какие образы сейчас витают в его разгоряченном мозгу. И среди них не было места одинокому алтарю под дубом.

      Уровень XIII

      Старик и его Бог

      Два глиняных горшка, сошедшие с гончарного круга и обожженные при температуре 880 градусов в Макоре в 1427 г. до н. э. Светло-красного цвета. На внутренних стенках левого горшка темно-красные и желтые полоски. На правом горшке полоски таких же цветов нанесены снаружи. Все цвета приглушены осадками пепла, который падал во время большого пожарища в середине лета 1419 г. до н. э.

      Залитая солнцем пустыня была полна молчания, как беззвездное небо. Единственным звуком было мягкое шуршание песка, когда змея, пытаясь спастись от жара, уползала от солнца под защиту тени высокой скалы. Несколько коз тихонько бродили между разбросанными валунами в поисках клочков травы, которая никак не могла тут существовать, а два серых пса из лагеря охраняли стадо, не позволяя козам разбредаться. Как и змея, они вели себя очень настороженно и не столько присматривали за козами, сколько чувствовали присутствие некоего таинственного явления, которого, как они знали, не могло тут быть.

      Затем донесся какой-то шорох из кустов – это были заросли кустарника перекати-поле высотой почти в рост человека. Высыхая, они шарами пускались в путешествие по пустыне. И псы насторожились, словно уловили присутствие гиены, подбиравшейся к козам. Но псы не лаяли, продолжая хранить молчание, поскольку шорох в кустах был вызван не животным.

      В зарослях забрезжило какое-то свечение, но не последовало ни пламени, ни дыма. Кусты вздрогнули, словно в этот жгучий день решили вырвать корни из земли и отправиться скитаться по пустыне, хотя в воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. По мере того как и свечение, и трепетание веток все усиливались, послышался голос. Он был мягок и убедителен.

      – Цадок? – (Ответом было полное молчание.) – Цадок? – (Собаки затрусили в сторону голоса.) – Цадок?

      Из-за скалы, куда уползла змея, появился старик. Он был лыс, худ, и более шестидесяти лет под солнцем выдубили его кожу. Клочковатая борода падала на грудь, на нем был жесткий свалявшийся шерстяной плащ и грубые сандалии. Старик держал пастуший посох, но не опирался на него.

      Осторожно выйдя из-за скалы, он, словно непослушный ребенок, встал перед кустом, горящим холодным пламенем.

      – Я здесь, Эль-Шаддай.

      – Трижды я звал тебя, Цадок, – произнес голос.

      – Я боялся. Ты пришел, чтобы наказать меня?

      – Я должен это сделать, – мягко сказал голос, – потому что ты не послушался меня.

      – Я боялся покинуть пустыню.

      – На