Источник. Джеймс А. Миченер

спокойствие, она сообщила мужу:

      – Пришел жрец Молоха.

      Урбаал ждал его появления. Жрец не мог не прийти. Урбаал хотел хоть чем-нибудь успокоить свою подавленную жену, но знал, что тут уже ничего не сделать.

      – У нас будут и другие дети, – пообещал он. Тимна начала всхлипывать, и ему пришла в голову умная ложь. – Тимна, – сладко прошептал он, – гляди, что я тебе принес. Новую Астарту.

      Она посмотрела на улыбающуюся богиню, лучащуюся плодовитостью, и закрыла лицо руками.

      – А мы не можем убежать? – взмолилась она.

      – Тимна!

      Сама идея была богохульной, потому что Урбаал являлся неотъемлемой частью этой земли… этих полей… этих оливковых деревьев у источника.

      – Я не отдам своего сына, – твердо сказала она.

      – Все будет в порядке, – мягко успокоил он ее и притянул к себе на ложе, откуда она видела уверенную Астарту, обещающую, что год за годом ее чрево будет плодоносить. Обняв Тимну, Урбаал постарался внушить ей уверенность, рассказывая, как Матред, столкнувшись с той же проблемой, обрела мужество. – Сначала она чуть не скончалась от горя, – признался он, и Тимна удивилась, каким образом эта суровая женщина могла горевать. – Но потом она родила еще четверых детей и как-то ночью призналась мне: «Мы поступили правильно». У тебя еще будут другие дети, и ты будешь чувствовать то же самое.

      Тимна внимательно выслушала его, но, когда он замолчал, всхлипнула:

      – Я не могу.

      Ему захотелось дать выход своему раздражению, но Тимна была такой трогательной, что он сдержался. Вместо этого он объяснил:

      – Ведь именно Молох дает нам защиту. Великий Эль нужен, и мы преклоняемся перед ним, но во время войны только Молох защищает нас.

      – Но почему он так жесток? – взмолилась Тимна.

      – Он многое делает для нас, – объяснил Урбаал. – А взамен требует только наших первенцев.

      Для Урбаала эта логика была неоспоримой. Он поднялся, собираясь навестить свои оливковые рощи, но Тимна с мольбой ухватила его за руки, пока он не осознал, что пора ей узнать грубую правду.

      – Сколько существует Макор, – хрипло сказал он, – мы отдавали Молоху наших перворожденных сыновей. Матред сделала это. И девушки-рабыни тоже. Сделаешь и ты.

      Он покинул помещение, но, проходя через двор, увидел своего последнего сына, который ворковал, лежа в тени. Урбаал оцепенел от горя, которое он боялся разделить с Тимной, но она последовала за ним и теперь, стоя в дверях, увидела, как он невольно содрогнулся. «Три раза он отдавал своих первенцев, – подумала она. – И от Матред, и от девушек-рабынь. Его боль сильнее моей, но он ее не показывает».

      Тимна была права. Ее простодушного мужа разрывали противоречивые чувства, которые ставили в тупик людей той эпохи. Они не могли разрешить конфликт между жизнью и смертью – Молох требовал смерти, а Астарта дарила жизнь. Урбаал покинул свой дом, дышащий весельем, где девушки-рабыни щебетали с детьми, и в поисках