По следам Листригонов. Сергей Крупняков

вся разбросана, и нам не малых трудов стоило собрать всё, как было.

      Мы сидели, с наветренной стороны, и смотрели, как сгорал мусор. Отойти было нельзя – дул ветер.

      – Отдохнули, – Сказал, наконец, Виктор со вздохом.

      – Да, уж, – ответила за всех Роза.

      Шло лето девяностого года. Союз ещё не помышлял о крушении.

      И за один рубль, можно было купить литр молока, буханку хлеба и пачку сигарет…

* * *

      …Тихо вокруг. Глубокая, тёмная, октябрьская ночь воцарилась над Балаклавой. Изредка проплывёт рыбацкая лодка. Разноцветные огоньки отражаются в бухте… Темно, прохладно, тихо. От моря веет теплом: вода ещё не остыла. А с Севера, нет – нет, да дохнёт холодом. И тогда длинные, низкие языки тумана, над самой водой потянутся белыми, волнистыми рукавами. Словно сама Снежная Королева протягивает свои руки, словно щупает: не пора ли навести порядок в этом царстве тепла, неги, и безобразного благодушия?

      Но и Африк, да и Левант, не дремлют: ближе к утру дунут тёплым дыханием своим – и нет уже тумана.

      Я заснул уже на утре. Цепко держал меня Куприн в своих мудрых руках. Но морской воздух – лучшее снотворное. А поутру – вновь проза. Ах! Как не хочется возиться по шею в копоти и машинном масле. А надо.

      В тот день было пасмурно. До полудня я провозился с дизельком – и понял: быстро тут не исправить. Пришлось снимать не только головку, но и сам блок цилиндров. Так что весь салон у меня, и моторный отсек, был в железных «ляльках».

      Ясно было и другое: надо ехать в Севастополь. По пути – а ехал я на топике – заглянул в «Листригонов».

      «…Атаман рыбачьего баркаса Коля Констанди, настоящий солёный грек, отличный моряк, и большой пьяница… терпеливо объяснял мне разницу между направлением и свойствами ветров: «леванти», «греба – леванти», «широко», «тремонтана», страшного «бора», благоприятного «морского» и капризного «берегового».

      В эти дни, старые, хитрые, балаклавские листригоны, сидели по кофейням, курили самодельные папиросы, пили крепкий бобковый кофе с гущей, играли в домино, жаловались на то, что погода не пускает, и в уютном тепле, при свете висячих ламп, вспоминали древние, легендарные случаи, наследие отцов и дедов. О том, как в таком то и таком то году, морской прибой достигал сотней сажен вверх, и брызги от него достигали до самого подножия полуразрушенной Генуэзской крепости».

      …Топик влетел в Севастополь, но мог ли я себе представить, что завтра, девятого октября 2003 года, мне предстоит точно такой, же шторм. И это притом, что двигатель у меня весь разобран, и судно моё, было абсолютно беззащитно против гнева Посейдона.

      Итак, любезный мой читатель, я поведаю вам сию историю. И, надеюсь, меня простят строгие критики, если события этой истории будут столь же непоследовательны и сумбурны, как и волны, что обрушились на Балаклаву осенью 2003 года.

      Шторм

      …Я свалился в угол, на ворох старых, видавших виды парусов, и мне хотелось только одного: лежать, молчать и смотреть в одну точку. Ветер выл всё выше и выше. Волны, с шумом и рычанием, грохались о старые видавшие виды стены ангара. От холода и усталости мне уже было всё равно.