Рассказы и крохотки. Александр Солженицын

колонна так и кликнет единым голосом.

      На этот-то стык дорог и метили! Мехзаводцы – метров полтораста справа, отстали.

      Ну, теперь спокойно пошли. Рады все в колонне. Заячья радость: мол, лягушки ещё и нас боятся.

      И вот – лагерь. Какой утром оставили, такой он и сейчас: ночь, огни по зоне над сплошным забором, и особо густо горят фонари перед вахтой, вся площадка для шмона как солнцем залита.

      Но, ещё не доходя вахты…

      – Стой! – кричит помначкар. И, отдав автомат свой солдату, подбегает к колонне близко (им с автоматом не велят близко). – Все, кто справа стоят и дрова в руках, – брось дрова направо!

      А снаружи-то их открыто и несли, ему всех видно. Одна, другая вязочка полетела, третья. Иные хотят укрыть дровишки внутрь колонны, а соседи на них:

      – Из-за тебя и у других отымут! Бросай по-хорошему!

      Кто арестанту главный враг? Другой арестант. Если б зэки друг с другом не сучились, не имело б над ними силы начальство.

      – Ма-арш! – кричит помначкар.

      И пошли к вахте.

      К вахте сходятся пять дорог, часом раньше на них все объекты толпились. Если по этим всем дорогам да застраивать улицы, так не иначе на месте этой вахты и шмона в будущем городе будет главная площадь с памятником. И как теперь объекты со всех сторон прут, так тогда демонстрации будут сходиться.

      Надзиратели уж на вахте грелись. Выходят, поперёк дороги становятся.

      – Рас-стегнуть бушлаты! Телогрейки расстегнуть!

      И руки разводят. Обнимать собираются, шмоная. По бокам хлопать. Ну как утром, в общем.

      Сейчас расстёгивать не страшно, домой идём.

      Так и говорят все – «домой».

      О другом доме за день и вспомнить некогда.

      Уж голову колонны шмонали, когда Шухов подошёл к Цезарю и сказал:

      – Цезарь Маркович! Я от вахты побегу сразу в посылочную и займу очередь.

      Повернул Цезарь к Шухову усы литые, чёрные, а сейчас белые снизу:

      – Чего ж, Иван Денисыч, занимать? Может, и посылки не будет.

      – Ну, а не будет – мне лихо какое? Десять минут подожду, не придёте – я и в барак.

      (Сам Шухов думает: не Цезарь, так, может, кто другой придёт, кому место продать в очереди.)

      Видно, истомился Цезарь по посылке:

      – Ну ладно, Иван Денисыч, беги, занимай. Десять минут жди, не больше.

      А уж шмон вот-вот, достигает. Сегодня от шмона прятать Шухову нечего, подходит он безбоязно. Расстегнул бушлат не торопясь и телогрейку тоже распустил под брезентовым пояском.

      И хотя ничего он за собой запрещённого не помнил сегодня, но настороженность восьми лет сидки вошла в привычку. И он сунул руку в брючный наколенный карман – проверить, что там пусто, как он и знал хорошо.

      Но там была ножёвка, кусок ножёвочного полотна! Ножёвка, которую из хозяйственности он подобрал сегодня среди рабочей зоны и вовсе не собирался проносить в лагерь.

      Он не собирался её проносить, но теперь, когда уже донёс, – бросать было жалко край! Ведь её отточить в маленький ножичек – хоть на сапожный лад, хоть на портновский!

      Если