– Да с каким дьяволом? Вы что, с ума тут все посходили? – забежав вперед, я перегородила ей дорогу, – или вы проводите меня к месту вашего сбора, или у Гаагского суда будет чем заняться на ближайший год.
Я не знаю, чем бы закончилась наша перепалка, если бы не похоронная процессия, покинувшая часовню.
Девушка мелко закрестилась, что-то приговаривая, а у меня потемнело в глазах.
В гробу лежал НАСТОЯЩИЙ покойник!
Глава 7
Мое состояние весьма близко напоминало состояние того, кто только что проплыл в свой последний путь.
Зазомбированная издевательским правдоподобием скончавшегося, я проследила за ритуальным эскортом, сопровождающим усопшего.
В голове загудел колокол.
Девушка бросила на меня взгляд исподлобья и, видимо, пожалев (что интересно выражало мое лицо на тот момент?), нерешительно спросила:
– Что ты ищешь?
Я оцепенела словно громом пораженная, нет, даже не пораженная, а уничтоженная.
– Кажется, уже ничего не ищу.
Осев на мостовую, я уткнулась в подаренные Марселиной тряпки и разрыдалась.
Девушка, поколебавшись, нерешительно приблизилась и, присев рядом, сочувственно проговорила:
– Я отведу тебя в госпиталь. Пойдем, – она несмело пригладила мои волосы, – здесь недалеко.
Так уговаривают маленького ребенка перестать капризничать. Осторожно потянув к себе юбку Марселины, спросила:
– Дай я посмотрю, что это у тебя здесь. Это твое? Пойдем-ка сначала ко мне, переоденешься. И кто это так посмеялся над тобой? Мало того, что в мужчину нарядили, так еще и на улицу выгнали. Негодяи! Хорошо хоть твое вернули.
Всхлипывая, я потерянно замотала головой:
– Нет, вы ошибаетесь. Так… какой сегодня год?
Девушка горестно вздохнула:
– Бедная ты, бедная. Вставай, пойдем, нельзя тебе оставаться в… этом.
– Бога ради, какой год? Или вы тоже забыли? – у меня, как ни странно, еще теплилась надежда на розыгрыш.
Но ее ответ только подтвердил сказанное раньше Марселиной.
Господи, какой Филипп?
Я пребывала словно во сне. Послушно поплелась за девушкой, безропотно подставляла ей руки, чтобы та сняла с меня блузку ("А это что за тряпка на груди? Зачем? Богохульники!“), без протеста согласилась сменить джинсы (“А повязка к чему здесь? „) на широкую, в сборку юбку.
– Ну, вот, совсем другое дело, – заключила довольная осмотром Кончита (она мимоходом представилась мне), – только… обувка. Не приведи Господи. Откуда она у тебя? Да уж, ладно. Другой нет. А это, – она брезгливо указала на мою, брошенную на пол, одежду, – надо сжечь или закопать. Ну, как? Тебе лучше? Мне нужно в госпиталь, я помогаю сестрам монахиням. Пойдешь со мной. Там за тобой присмотрят.
– Подождите. А… что это за город? Где я? – во рту вдруг стало сухо.
– Мадрид, – Кончита снова нахмурилась.
Испания. Неплохо. Меня подташнивало.
– Филипп…