Отчаянный корпус. Игорь Лощилов

от России отложиться норовят. И кто они есть на самом деле? Те же русские, только язык коверкают. Можно ли верить таким, кто из родной семьи убечь хочет? И нам, казакам, то обидно, что преданных слуг своих теснишь, а этих приватно ласкаешь.

      – Ну уж, это не ваше дело мне указывать.

      – Не мое, матушка. За то и говорю, язык поганый отрезать надо.

      – И про меня, верно, судачили?

      – А то как же, матушка? Пьяному разговору без бабы нельзя.

      Храповицкий не выдержал:

      – Опомнитесь, сударь, перед вами российская императрица!

      Тот даже привстал в недоумении.

      – Нешто она не баба? Самая что ни есть. У нас таких кралей в красный угол садят, чтобы любоваться. Казаки в этом толк знают. Баба! Только не простая, а первая на всю империю.

      Екатерина покрылась легким румянцем.

      – Оставьте его, Адам Васильевич. И что же обо мне говорили?

      Генерал помолчал, опустив голову, потом ударил ею об пол.

      – Смилуйся, матушка, отрежь язык мой поганый.

      – Верно, пакости какие-нибудь?

      – Как можно, матушка, о богоданной царице такое говорить? Меня бы в одночасье громом поразило. Нет, окромя вольных речей ничего худого не было.

      – Ну, так расскажите все, только сохраняйте приличия.

      Генерал встряхнул головой и осторожно начал:

      – Я этому старику так сказал: всем, говорю, наша матушка-государыня хороша, слажена-сделана – посмотреть любо-дорого, катится мягко, без скрипа, как искусная бричка…

      – Я же вас просила, – укоризненно воскликнула Екатерина и посмотрела на Храповицкого.

      Тот сделал успокаивающий жест и пояснил:

      – Бричка – это навроде кареты.

      – Вот-вот, – продолжил генерал, – всем, говорю, хороша бричка, только передок слабоват. Много в ней народу поездило, а вот казаку не пришлось. Изрядно в том, говорю, наша государыня потеряла, потому как нет на свете справнее человека, нежели донской казак…

      – Довольно! – огневалась Екатерина. – Ваше бесстыдство переходит все границы. Кто дал вам право заглядывать в сокрытые для постороннего глаза места?

      – Сам господь, – громко сказал не потерявший присутствия духа генерал. Сказал так убежденно, что Екатерина осеклась. – Сам господь, – повторил тот, – ведь это он вознес тебя над всеми. А если на бабу снизу вверх смотреть, что прежде всего видно?

      Он победно задрал голову да еще рот приоткрыл. Императрица на мгновение представила толпу глазеющих обывателей и рассмеялась. Смех не раз выручал ее в затруднительных случаях.

      – Ваша логика примитивна, но очень наглядна, – сказала она, – теперь понятно, почему ходит столько сплетен… Что же касается казаков, то, возможно, вы и правы. Я слышала, что это весьма мужественный народ. Жаль, что время ушло.

      – Грех так говорить, матушка. Ты вон у нас какая красавица, в самой женской сладости.

      И снова Екатерина зарделась. Она давно отучила окружающих от грубой лести, заставив завертывать предназначавшиеся