Инквизитор. Мишель Альба

последний из ваших терапевтических запасов? Я вижу, вы не туда гребете. У меня нет времени на ерунду.

      Доменик пригубила кофе: "Выскальзывает как уж. Правда, и не жалит. Пока".

      – Вы разговаривали с кем-то о вашей проблеме?

      – Нет. Повторяю, с этой, как вы говорите проблемой, можете справиться только вы. Вы ее заварили, вы ее и расхлебывайте. Все? Ну, а теперь о деле.

      Валерио размешал гущу из пяти ложечек крепчайшего кофе и залпом выпил.

      "Может, сердце подсадит? – с надеждой подумала Доменик, – и вопрос решится сам собой".

      – Я расскажу вам, что мне снится.

      Глава 13

      Вокруг голоса. Их много. Десятки, сотни. Они тревожат, раздражают, беспокойным гулом рассказывая о неумолимо надвигающимся нечто.

      Страшно болит голова.

      Мысли, чувства забились куда-то далеко. Осталась только эта ковыряющаяся в голове боль.

      Перед ним помост с педантично выверенными – что сначала, и что потом – охапками подсушенных веток, досок. Всего того, что обещает некое феерическое зрелище.

      Взглядом он прирос к обессилено поникшей фигурке в центре помоста.

      Она привязана к столбу. Густые пряди распущенных, давно немытых волос занавесили лицо. Плечи запятнаны ссадинами и синяками.

      Он не может ее вспомнить. Гул голосов режет слух.

      Помост окружают люди в черном с зажженными факелами.

      Где-то сбоку медленно поднимается чья-то рука, и, словно перебитая, резко опускается вниз, служа сигналом к началу чего-то.

      И тут же факелы вонзаются в хворост, мгновенно благодарно брызнувшего искрящимися огненными росинками.

      Он силится вспомнить ее лицо. Но боль, вгрызаясь, тут же заявляет о своих правах.

      Она жмется к столбу. А ручейки пламени, играючи, но все более разогреваясь, бегут к ее ногам.

      Вскинув голову, она находит его глаза.

      Дурман в голове вдруг рассеивается, и пращой выпущенная память взрывается криком:

      "Корделия!!!".

      Его зов слышит только он. И… она.

      Пробуждение раздавило мозг:

      "Нет! Господи милосердный! Нет!".

      Миг, молнией соединив их, раскалывается под натиском разъяренного огня, с ненасытным урчанием пожирающего ее тело.

      Боль возвращается, подкатив и к сердцу. И изорвав его…

      – … и эта боль – она здесь, здесь, здесь…

      Валерио остервенело бил себя по груди и, зарывшись в ладони, вдруг – Доменик даже растерялась – глухо зарыдал, хрипло всхлипывая.

      Она вскочила, схватила чашку и уже бросилась было в душевую за водой, как он, поймав ее за ногу, втолкнул обратно в кресло:

      – Куда? Я вас ни о чем не просил.

      Доменик подчинилась: "Ну, не просил, так не просил.

      Утешайся сам".

      Валерио, задрав полу свитера, рывком протер лицо и, досадливо морщась, дотянулся до все той же сумки:

      – Вот. Посмотрите, – он протянул ей измятые, видно, наспех исчирканные листы, – я попробовал все это нарисовать. Запечатлеть, так сказать, для потомства. Не моего, к сожалению.