Домик в Армагеддоне. Денис Гуцко

На длинные серые рёбра не обросшей пока плотью дорожки.

      – Тебя на ночь отпускают?

      – Я сейчас у подружки, английский подтягиваю. Thank you for given opportunities, Mr. Spenser. This is a great honor to me, Mr. Spenser. Интонация у меня хромает. Она хорошая, но хромает. Знаешь анекдот про Винни Пуха?

      – Да ну, не то настроение.

      Свернули на проезжую часть. Метров через сто, там, куда не дотягивался свет фонаря с остановки, Надя включила камеру. Опустила её объективом вниз.

      Звучно хрустел гравий.

      – Темно слишком, – сказала Надя озабоченно. – Но звук-то запишется?

      Пожалуй, гравий хрустел слишком громко, и лучше бы, подумал Фима, позвать Надю обратно: мало ли кто шастает вокруг Солнечного. Но если бы у него была камера, он, наверное, тоже захотел бы это снять. Как в темноте под ногами по-яблочному сочно хрустит гравий. Шаг, шаг – подошвы будто откусывают от дороги: хрум-хрум. Ночь вокруг – густая, степная: позолоченный уголь. Хруст гравия и шелест одежды… и человек, идущий по гравию, к кому-то обращается, роняет тихие слова.

      Вошли в посёлок там, где громоздились кучи строительного мусора и штабеля неиспользованных строительных щитов – готовые стены, с оконными и дверными проёмами, с зубчатыми, как у детского конструктора, краями.

      – Как здесь живут? Жутко же.

      – Жутко, – отозвался Фима. – Пока и не живут.

      Надя, через какое-то время:

      – Реально жутко. Отошёл от дома, вляпался в голое поле. Голое, ничем не прикрытое поле. Жесть!

      Потом они какое-то время шли молча. Потом Надя сказала:

      – Да уж… окраины Армагеддона… Поэтичное, но довольно дикое место.

      – Знаешь, мы вообще-то не про посёлок этот, – буркнул Фима. – И даже не про Шанс-Бург.

      – Понятно. Он же везде, Армагеддон? В смысле – если внутри его чувствуешь, то он везде, так?

      – Везде.

      «Тот же гравий, – подумал почему-то Ефим. – Тот же, что и в стане нашем. Из одного места завозили».

      Человек с портфелем поднёс зажигалку к табличке с номером дома, постоял, отчаянно качаясь и, улучив момент, бросил себя вперёд, дальше по переулку.

      – Идём, – сказал Фима. – Только камеру выключи. Светится.

      – Мне бы снять всё.

      – Да снимешь ты, снимешь. Давай дойдём сначала.

      Выключила камеру. Забросила снова на плечо, для верности прицепила к поясу специальным креплением.

      – Я, Фимочка, уже в суперлидерах.

      – Что?

      – На сайте я в суперлидерах. Посещаемость рекордная за всю историю сайта. Вот так.

      – И что?

      – Да ну тебя! Ничего ты не понимаешь. Рекордная за всю историю сайта! Знаменитостью буду.

      Фима передразнил:

      – Знаменитостью…

      – Стоп! Лучше не комментируй, хорошо?

      Они пересекли освещённый перекрёсток, нырнули в плотную тень переулка. Фонари в Солнечном горели только на центральной улице. Чистый, возможно, только вчера уложенный, асфальт. Шли вдоль гладко оштукатуренного забора. Отсюда до площади не спеша минут пять. Присмотревшись, Фима разглядел неработающий рекламный