Наркомэр. Николай Старинщиков

изнутри за час до их приезда. При чем так, что когда они приедут, остановить пламя будет уже невозможно. У меня телефон, мобильник, берет отсюда до города. Скажем: горит изба – приезжайте, спасайте… Пока едут, пройдет час. Минут за двадцать до их приезда пламя вырвется наружу. Главное, чтобы нас тут не оказалось поблизости.

      – Не знаю. Смотри сам…

      – Так будет…

      Кожемякин принес из сеней пару штыковых лопат, поднял крышку подполья и опустился вниз по лестнице. В темноте нащупал выключатель и повернул небольшой тумблер. Вспыхнул свет. Выбрав место между четырьмя массивными деревянными сваями, вкопанными в землю и подпирающими снизу печь, принялся копать яму. Он рассчитал: покойники, придавленные землей и рухнувшей сверху печью, будут лежать вечно. Кому понадобится бывшее пожарище, в котором погиб человек! Если, конечно, не будет производиться капитальное строительство, что практически равно нулю.

      Полковник был уверен в одном: невозможно доказать собственную невиновность при наличии трех остывших тел с признаками огнестрельных ранений. Конечно, плохо таким образом поступать с людьми. Но с какими такими людьми?! Он их здесь ни одного не видит. Что хотели, то и получили. Он хочет одного: навсегда исчезнуть. Даже если для этого придется вновь стать нелегалом, как это бывало на службе…

      Бутылочкин, сопя, копал рядом. Ружье моталось за спиной, но он не желал с ним расставаться. Яму выкопали достаточно глубокую, меняя друг друга. Покойников уложили и вновь засыпали. Все. Пусть лежат до скончания века.

      Потом они вылезли из подполья и принялись таскать в избу дрова. Поленица была сложена во дворе, под навесом. Береза оказалась на редкость сухой, поленья звенели, ударяясь друг о друга.

      Поленья бросали охапками вниз и вновь возвращались, пока Кожемякину не показалось: достаточно. Они вновь опустились и между сваями сложили поленицу. Оставалось лишь заложить устройство. От него в нужный момент произойдет возгорание.

      Бутылочкин теперь ни о чем не спрашивал. Он вел себя так, словно всю жизнь только этим и занимался. Они давно не виделись.

      – Как же мы поджигать-то станем? – все-таки спросил. – Нам же еще уходить придется.

      – Увидишь…

      Кожемякин, встав на табурет, принялся шарить за выступом божницы в углу под потолком. Затем поднял рукой небольшую икону и только после этого нашел тонкую свечу. Вернулся к столу и принялся измерять школьной линейкой. Сделал короткий надрез и зажег, глядя на часы.

      – Посмотрим, – сказал, – сколько времени уйдет на горение, – и через некоторое время задул свечу, вновь сделал надрез.

      – Полчаса хватит нам, – прикидывал он. – И полчаса на раскачку для пожарных, чтобы деревня случаем не занялась… – Он сильно рисковал, рассчитывая время и надеясь на оперативность пожарной службы МЧС.

      Оставалось соорудить само устройство. Кожемякин открутил насос паяльной лампы, принес из сеней пластиковую бутыль и перелил в нее весь бензин. После этого, закрутив натуго пробку, проверил, не течет ли из горловины