Альманах всемирного остроумия № 3. Альманах

о приходе Кульковского, она поспешила встать с постели, накинуть пеньюар и выйти к нему.

      – Вы видите, – сказала она, – для вас встают с постели.

      – Да, – отвечал Кульковский вздыхая, – но уже не для меня делают противное.

* * *

      Елизаветинское правосудие

      «Государыня (Елизавета Петровна), – сказал он (генерал-полицмейстер А. Д. Татищев) придворным, съехавшимся во дворец, – чрезвычайно огорчена донесениями, которые получает из внутренних губерний о многих побегах преступников. Она велела мне изыскать средство к пресечению сего зла: средство это у меня в кармане». – «Какое?» – вопросили его. «Вот оно», – отвечал Татищев, вынимая новые штемпели для клеймения. «Теперь, – продолжал он, – если преступники и будут бегать, так легко их ловить». – «Но, – возразил ему один присутствовавший, – бывают случаи, когда иногда невинный получает тяжкое наказание и потом невинность его обнаруживается: каким образом избавите вы его от поносительных знаков?» – «Весьма удобным, – отвечал Татищев с улыбкою, – стоит только к словам „вор“ прибавить еще на лице две литеры „н“ и „e“». Тогда новые штемпели были разосланы по Империи…

* * *

      Князь Никита (Трубецкой) был с грехом пополам. Лопухиным, мужу и жене, урезали языки и в Сибирь сослали их по его милости; а когда воротили их из ссылки, то он из первых прибежал к немым с поздравлением о возвращении. По его же милости и Апраксина, фельдмаршала, паралич разбил. В Семилетнюю войну и он был главнокомандующим. Оттуда (за что, то их дело) перевезли его в Подзорный дворец, что у Трех Рук, и там был над ним кригерат[3], а презусом[4] в нем был князь Никита. Содержался Апраксин под присмотром капрала. Елизавета Петровна (такая добрая, что однажды, завидев гурт быков и на её вопрос, куда гнали, услышав, что гнали на бойню, велела воротить его на царскосельские свои луга, а деньги за весь гурт выдала из Кабинета), едучи в Петербург, заметила как-то Апраксина на крыльце Подзорного дворца и приказала немедля кончить его дело, и если не окажется ничего нового, то объявить ему тотчас и без доклада ей монаршую милость. Презус надоумил асессоров, что когда на допросе он скажет им «приступить к последнему», то это и будет значить объявить монаршую милость. «Что ж, господа, приступить бы к последнему?» Старик от этих слов затрясся, подумал, что станут пытать его, и скоро умер.

* * *

      Шувалов, заспорив однажды с Ломоносовым, сказал сердито: «Мы отставим тебя от Академии». – «Нет, – возразил великий человек: – разве что Академию отставите от меня».

* * *

      Действительный тайный советник князь Иван Васильевич Одоевский, любимец Елизаветы, почитался в числе первейших лжецов. Остроумный сын его, Николай Иванович (умер в 1798 г.), шутя говорил, что отец его на исповеди отвечал: «и на тех лгах, иже аз не знах».

* * *

      Шут И. А. Балакирев

      Иван Емельянович Балакирев, сын бедного дворянина, был сперва стряпчим в Хутынском монастыре близ Новгорода, а потом, вытребованный в 1718 году, наравне с другими дворянами, в Петербург на службу, определен «к инженерному учению». В столице он случайно познакомился

3

Кригерат, кригерехт или «воинский суд» – по Воинскому уставу Петра Великого 1716 г., разделялся на генеральный и полковой: первый – для дел более важных, под предс. фельдмаршала или генерала, второй – для других военно-судебных дел, под предс. полковника или «полуполковника». Термин К. просуществовал в нашем законодательстве до издания военно-уголовного устава 1839 г.

4

Презус – до военно-судебной реформы 1867 г. так назывался председатель военного суда.