Огненная проповедь. Франческа Хейг

тебе жаль? Это ей должно быть жаль, – он кивнул на сарай за нашими спинами, откуда доносилось хриплое дыхание Алисы. Скопившаяся в ее легких жидкость боролась с воздухом.

      – Он умирает, да?

      Я не хотела ему лгать и кивнула.

      – Ты можешь сделать что-нибудь? – спросил он и вдруг схватил меня за руку.

      Из всего, что произошло за последние несколько дней – болезнь папы, появление Алисы, – самым странным казалось то, что сейчас Зак тянулся к моей руке, совсем как в детстве.

      Когда мы были младше, Зак нашел в пересохшем русле маленький черный камень с отпечатком причудливого узора древней улитки. Улитка превратилась в камень, а камень – в улитку. Вот и мы с Заком стали точно та окаменелость. Мы словно просочились, вросли друг в друга. Изначально – потому что близнецы, а затем – благодаря годам, проведенным вместе.

      И выбор тут ни при чем, так же, как камень или улитка не выбирали свой вечный союз. Я сжала его руку.

      – Что я могу сделать?

      – Что-нибудь. Не знаю. Хоть что. Это несправедливо, что она убивает его.

      – Это не так. Она же не назло. С ней было бы то же самое, заболей он первым.

      – Все равно это несправедливо, – повторил он.

      – Болезнь вообще несправедлива, для всех. Но это просто случается.

      – Вовсе нет. С Альфами такого не происходит, мы никогда не болеем. Это всегда вина Омег. Они слабые и больные. Несут в себе заразу после взрыва. И она такая. И теперь утягивает папу за собой.

      Я не стала с ним спорить. Что правда, то правда – Омеги и в самом деле больше подвержены болезням.

      – Но это не ее вина, – попыталась заступиться я. – Если бы он упал в колодец или его забодал бык, то тоже забрал бы ее с собой.

      Он отбросил мою руку.

      – Ты не переживаешь за него, потому что ты не одна из нас.

      – Конечно, переживаю.

      – Тогда сделай что-нибудь, – воскликнул он и со злостью утер слезинку, блеснувшую в уголке глаза.

      – Я ничего не могу сделать, – ответила я.

      Провидцы, по слухам, обладали многими разными способностями: предсказывали погоду, находили источники в засушливых землях, безошибочно угадывали чью-то ложь. Но я ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь обладал умением исцелять. Мы не могли изменить мир – только воспринимали его по-особенному.

      – Я никому не скажу, – зашептал он. – Если ты поможешь ему, я не скажу ни слова. Никому.

      Но не имело значения, поверила я ему или нет.

      – Я ничего не могу сделать, – повторила я.

      – Какой смысл тогда в твоей мутации, если ты даже не можешь сделать что-нибудь для него?

      Я снова тронула его за руку.

      – Он – и мой папа тоже.

      – У Омег нет семьи, – отрезал он, отдергивая руку.

* * *

      Алиса и папа прожили еще два дня. В ту ночь мы с Заком спали в сарае, сквозь сон различая хриплое дыхание Алисы. Внезапно я проснулась, потрясла Зака и сказала, не думая скрывать свои видения:

      – Беги к папе. Скорее.

      Он ушел сразу, даже не стал меня ни в чем обвинять. Я слышала, как его шаги