Жизнь бабочки. Жанна Тевлина

не понимаю. Это в каком году было?

      – В девяносто втором.

      Градов развел руками.

      – Ну что ж вы хотите? Вам тогда лет восемнадцать было?

      – Девятнадцать.

      – Вот видите. Самый гормон. Однако вы были хорошей девочкой. Ну, согласитесь.

      Пациентка задумалась. Сказала неуверенно:

      – Не знаю… Не очень…

      Градов рассмеялся.

      – Ну, нет предела совершенству. Нельзя себя клевать постоянно. Вы не можете объять необъятное.

      Было в ней что-то раздражающее. Его всегда отталкивали такие святоши, которые балансировали на грани асексуальности. Ему даже больше импонировали те, которые строили из себя святых. В таких было второе дно, до которого интересно докапываться. Правда, обычно на поверку оно оказывалось не слишком презентабельным, но увлекал сам процесс.

      – А муж ваш что по этому поводу говорит?

      Она немного смутилась.

      – Я ему об этом не рассказывала.

      Градов удивился. Она была из тех, кто делится с мужем всем, вплоть до сомнений по поводу цвета кала.

      – А что ж так не рассказывали? Разве это хорошо скрывать от мужа свои переживания?

      Он испугался, что она сейчас обидится и замолчит, но она сидела, задумавшись, и он не мог понять, почувствовала она его раздражение или нет.

      – Я даже не знаю, как объяснить… Он обидится, верней расстроится… И вообще ему и так тяжело…

      – Вам его жалко?

      Она быстро кивнула.

      – А почему ему так тяжело?

      – Потому что он занимается не своим делом…

      – Это он так считает или вы?

      – Это всем очевидно. Просто он никогда об этом не скажет.

      – Почему? Гордый?

      Она посмотрела на него с вызовом.

      – А вы, между прочим, зря иронизируете. Вы же ни его не знаете, ни меня….

      – Ну, так расскажите.

      Градов инстинктивно скосил глаза на наручные часы. Кажется, она не заметила. Завершение беседы ему давалось хуже всего, а дамы были все, как на подбор, разговорчивые, и обрывать их на полуслове было как-то не профессионально. Он даже с Филиным консультировался по этому поводу.

      – Антоха, не заморачивайся. У тебя для чего часы висят на стене? Смотришь на стену и говоришь задумчиво: вы сейчас сказали очень важную вещь. Вот об этом мы и поговорим в следующий раз. И встаешь. Понял? Главное, не забудь встать. Иначе она будет трендеть еще два часа.

      Нынешние пациенты были для психиатра Филина детскими игрушками. Вообще-то он не любил говорить о психиатрии, хотя раньше серьезно ею занимался. Он даже анекдотов про психов не воспринимал. Ему это было не смешно. До определенного момента, о котором он тоже не любил вспоминать.

      Это было его дежурство. Филин занимался только чистыми больными, как он их называл. В основном это были шизофреники. Алкоголизм и прочие социальные недуги его не интересовали. Деградация не лечится. Около десяти лет после института Стасик проваландался врачом-ординатором в поисках себя, а потом Филин-старший