Победителей судят потомки. Марик Лернер

лекции, сама все и до моих откровений знала. – Нехватка земли приводит к массовому переводу крестьян на оброк. В тех местах, где довольно места, сходнее держать их на пашне.

      – Ох лиса, нужны ли тебе мои старчески разглагольствования?

      – Нужны и важны. Я и правда подробностей не знаю. Вот сколько оброку правильно требовать?

      – Естественно, в разных губерниях и суммы могут различаться. – Ну хочет, пусть слушает. Тайн не открываю. – От почвы зависит, близости городов, судоходных рек и много другого. Но и это еще не все! Цены растут, и соответственно повышаются требования. В России уровень оброка не фиксирован. В принципе правильно. Подушный много лет оставался неизменным, и фактически государство теряло огромные суммы, остающиеся не крестьянину, а помещику. А в целом до Анны Иоанновны средний составлял около двадцати пяти копеек с души и пятидесяти копеек с души мужского пола. Уже в 1742 году брали примерно восемьдесят копеек с души мужского пола. К концу правления Анны Карловны оброк крестьян на Суздальщине и Ярославщине достигал рубля и тридцати четырех копеек с души мужского пола, или пяти целых девяти десятых пуда в пересчете на хлеб.

      – А государственный? – неожиданно заинтересовалась она.

      – Сорок копеек с души мужского пола. – Уж данный момент я хорошо проработал, не зря в свое время консультировал по поводу Российского Государственного банка и перевода заложенных имений под руку государеву. – В 1745 году был увеличен до пятидесяти пяти копеек, оброк с дворцовых крестьян, формально также равнявшийся сорока копейкам, в 1743–1750 годах составлял в среднем шестьдесят семь копеек. В 1755 году вырос до одного рубля с души мужского пола, а в 1762 году – до рубля и двадцати пяти копеек. В 1761 году оброк государственных крестьян увеличен до одного рубля. А в частном имении и до двух доходит.

      – Действительно выгоднее быть в крепости не у помещика.

      – А еще лучше вольной птахой летать. За службу государственную получали когда-то дворяне землю. На войну ходили, кровь проливали, кормиться им как-то надо было? Денег в те времена на Руси не особо много имелось.

      – Homo sine pecunia imago mortis, – торжественно провозгласила Софья.

      В переводе с языка вымерших римлян на наречие родных осин: человек без владений как мертвый.

      – Какая ты у меня умная, – показательно восхитился я. – Так, да не так. Не одними полями можно богатеть.

      – Предприятиями. У тебя их не перечесть. Сам, наверное, не помнишь.

      – Зато я кое-что другое прекрасно помню. Ни на одной мануфактуре или заводе все имущество мне не принадлежит.

      – Так товарищество, и работникам для пущего усердия выделял долю. О том все знают.

      – И это тоже чистая правда. Но то для всех. А тебе могу и заднюю мысль поведать: очень мне не понравилось, что у впавших в немилость Меншикова и Долгоруких с прочими Биронами отбирали имущество. И не важно, честно заработали, в наследство получили, подарки царские или наследство. Все подчистую. Когда