Уходи с ним. Аньес Ледиг

отпад – вот что такое твои макарони.

      – Я спрашивал о пожарнике. Ты уже четверть часа глаз с него не спускаешь.

      – Я просматривала его бумаги.

      – А я смотрел, как ты просматривала, – в его бумаги ты не смотрела.

      – Я переживаю за него. Надеюсь, он выкарабкается без особых увечий.

      – Ты все принимаешь слишком близко к сердцу.

      – Может быть. Но он так молод.

      – И спортивен. Он прекрасно оправится. А наше дело – чтоб его рука не воспалилась и ее действительно не отрезали. Остальное приложится. На большую лестницу он не скоро полезет, это точно.

      – Ты придумал особый рецепт? – спрашиваю я с набитым ртом, смакуя новый макарони.

      – Чтобы рука не воспалилась? Дезинфицировать раны, мыть руки, избегать сквозняков и заставить всех носить маски.

      – Я сейчас говорила о макарони.

      Темнота-убежище

      В тумане я слышу разговор. Один голос мужской, другой женский. Искренний смех и слова, но я не понимаю, что они говорят. Они далеко.

      Мне больно. Мне больно везде. Особенно болит рука. Недавно я чувствовал, что ее будто воздухом надули, а теперь такое ощущение, будто ее выворачивают во все стороны или что по ней гуляет цирковой слон. Внизу спины тоже болит, и ноги. Еще болит челюсть и голова. На самом деле слон просто на меня лег. А еще у меня такое впечатление, что я проглотил коку вместе с банкой, и она так и застряла у меня в пищеводе.

      Я знаю, что нахожусь в больнице. Узнаю звуки аппаратов, манжет для измерения давления, который время от времени сжимается. Значит, меня интубировали.

      Иногда я чувствую вокруг себя какое-то движение, меня осторожно перемещают, на кожу снова крепится провод. Все – боль, даже малейшее прикосновение. Даже провод.

      И тогда я снова погружаюсь в темноту-убежище.

      Кончиками пальцев

      Шесть утра. Сменщики придут через полчаса. Мы съели все макарони. Пусть весы завтра покажут лишний килограмм, мне плевать, зато какое объеденье. Молодой пожарный ближе к утру много раз начинал задыхаться, заставляя нас менять содержание кислорода в дыхательном аппарате. Не так уж он стабилен. Девочкам из дневной смены тоже придется бдеть над молоком.

      А еще над температурой, чтобы сыр несколькими метрами дальше не превратился в савойское фондю[7].

      Я сижу около него. Гийом отправился в приемный покой за бумагами.

      Он неподвижен. Грудь регулярно приподнимается – в ритме работы дыхательного аппарата. А потом я вижу движение указательного пальца. Он повторяет несколько раз один и тот же жест. Его палец дрожит, с трудом передвигаясь по простыне, но в конце концов я понимаю, что он рисует вопросительный знак. Ему необходимо знать, что происходит.

      – Вы меня слышите? Если слышите, стукните два раза указательным пальцем по кровати.

      Указательный палец шевельнулся дважды.

      – Два раза означает «да», один раз означает «нет».

      – …

      – Меня зовут Джульетта Толедано. Я медсестра

7

Фондю – блюдо из расплавленного сыра.