Замок Нейшванштейн (сборник). Елена Федорова

потому, что этой сценаристкой могла стать любая, девушка.

      – Пожалуй, вы правы, – проговорила Николь, подумав, что она тоже не видела лица той, о которой тосковал и томился темноволосый юноша в стеклянном саркофаге. – Значит…

      – Значит, если вы не желаете слушать мой рассказ, я не стану зря тратить время, – обиженным тоном проговорила Лина и уселась рядом с мужем поближе к камину.

      – Что вы, Лина, вы не правильно меня поняли, я очень хочу узнать о вашем путешествии, – воскликнула Николь, попав в силовое поле магии неразгаданных тайн, из которого есть только один выход, ведущий в эпицентр непознанного.

      Лина вскочила и таинственным голосом заговорила:

      – Когда во всей Европе еще холодно и сыро, когда весна еще только подбирается к вожделенной солнечно-голубой отметке, Венецию окутывает беловатая дымка тумана, из которого появляются фигуры в масках и в роскошных карнавальных костюмах…

      Голос Лины то затихал, то звучал с нарастающей силой, и Николь казалось, что это она бродит в маске и пышном карнавальном костюме по узким улочкам, медленно погружающегося под воду города, и видит все своими глазами.

      Вот взлетает с колокольни Сан Марко белая бумажная голубка Коломбина, чтобы рассыпаться фейерверком конфетти и в один миг расцветить город золотом костюмов, серебром кружев, небесной лазурью накидок, кармином плащей и разнообразием изысканных масок, среди которых нет-нет да и мелькнет черная маска смерти, как напоминание о бренности всего сущего. Но никто не боится непрошеную гостью. Люди знают, что карнавал – это время, когда каждый может стать тем, кем всегда мечтал: бедный – богатым, простолюдин – вельможей, добропорядочный семьянин – донжуаном, а любая женщина – королевой. Несбывшееся оказывается так близко, что стоит протянуть руку, и вот ты уже качаешься на волнах, уютно устроившись на мягких подушках в элегантной гондоле, а гондольер, ловко лавируя по узким венецианским каналам, напевает дивную мелодию, понятную без перевода.

      Любовь моя летит на крыльях голубкой белою к тебе.

      Любовь моя скользит неслышно гондолой легкой по реке.

      Любовь моя в сияньи красок и в увядающем цветке,

      Любовь моя, сорви же маску, приди естественной ко мне.

      Приди, приди – звучит гитара, приди, приди, звенит струна,

      И выступает из тумана царица вечности – Луна.

      Бледнеют улицы и краски, в воде стоящие дома,

      И нам слова любви и страсти поет Венеция сама.

      Гондола остановилась у моста Риальте. Гондольер протянул руку даме в наряде королевы Анны Австрийской, чтобы помочь ей сойти на берег. Но черная маска смерти столкнула его в воду и оттолкнула гондолу от берега.

      – Что вы делаете? – вскрикнула дама, вновь опустившись в красные бархатные подушки, с которых она только что встала, собираясь сойти на берег.

      Человек в маске смерти не ответил. Порыв ветра раздувал фалды его черного плаща, делая его похожим на огромного черного ворона, склонившегося над добычей.

      – Куда