Призраков лучше не тревожить. Сергей Павловский

окинул коротко-профессиональным взглядом предложенный аудиенц-зал и сразу определил причину колебаний хозяина. На столе дымилась наполненная до краёв тарелка с борщом, плавала по верху ядрёная красная перчина. Увесистая краюха серого хлеба, тёплая и пористая, густо натёртая чесноком, заняла позицию слева от тарелки. А перед ней гордо красовалась бутылка «Столичной особой» с уже свёрнутой золотистой головкой.

      – Ну чё, мужики, может, борщику? Борщик знатный и в достаточном объёме, – стесняясь скромного угощения и обстановки, предложил сталевар.

      – Не, не, я уже завтракал, – испуганно открестился Сагайдачный.

      Емельянов, что привык ещё в свой деревенский период плотно завтракать, покосился на тарелку, повёл носом – благоухало нестерпимо, а если ещё с вечера не трескавши…

      – Ну, разве что чуть-чуть… – уговорил наконец сам себя.

      – О! Это наш разговор! – обрадовался хозяин.

      Тарелка, копия первой, тотчас нарисовалась на столе.

      – Во, сметанки, – приговаривал сталевар, сноровисто орудуя половником и ложкой. – Перчику, чесночку, хлебца… Готово – садитесь.

      Он подвинул гостям домодельные, основательные табуреты, молча, как нечто само собой разумеющееся, выставил два гранёных стаканчика.

      – Он за рулём, – упредил Сергея Емельянов.

      – Ясно, – Онищенко под краёк налил Емельянову и себе. – Ну, давай, значить, за знакомство.

      Они почти одновременно крякнули, опорожнили гранчаки и засопели над обжигающе-аппетитным борщом. Сагайдачный, что больше для приличия прихлёбывал предложенный чаёк, сглотнул слюнку. Он даже ощутил нечто похожее на чувство голода, хотя пять минут назад готов был поклясться, что не протолкнёт в себя и ложку узконационального лакомства. Его сотрапезники меж тем непринуждённо «повторили», закусили и, наконец, отложили ложки.

      – Вот… Теперь можно и поговорить, – хозяин блаженно прищурился и потянулся за пачкой «Примы».

      – Может, такую закурим? – подсунул ему «Мальборо» Емельянов.

      – Можно и такую, – согласился Онищенко. – Они ничего, крепенькие. Ты, извини, по званию кто будешь?

      – Ты ж в удостоверении видел.

      – Так я в него для проформы смотрел. Я ж и так секу, что люди из органов.

      Емельянов хохотнул:

      – Значит, глаз, говоришь, намётанный? Это хорошо, а по званию я полковник, полковник ФСБ Ротмистров Александр Николаевич.

      – Ого! – брови Онищенко уважительно переместились вверх. – Важная птица. Молодец – вроде и не старый по возрасту, а не гордый. А тут до тебя много начальников побывало. Надутые все, что первомайские шары. А волнует тебя, как я понимаю, тот телефонист?

      – Точно.

      Хозяин задумался, пыхнул дымком:

      – Ну что тебе нового сказать… Я уже раза три рассказывал. Ну, видел мужика. Понимаешь, я ведь Лёху, монтёра нашего с АТС, хорошо знаю, корешевали с детства. Он, значить, всегда наш участок обслуживал. А тут гляжу – метётся с телефонной трубкой из подъезда мужик.