Мальчик, который хотел быть вертолетом. Вивиан Пейли

с кем он в конце концов объединяется в игре.

      Я мечтаю о том, чтобы Джейсон принял правила группы, приспособился к ним, но в то же время я сознаю, что эта уступка испортила бы историю. Если бы вертолет Джейсона прилетел и спас змеек, был бы у меня материал для наблюдений? Спасение змеек – это история Джозефа. А кого или что решил бы спасти мальчик с вертолетом? Вот какой вопрос необычайно занимает меня.

* * *

      – Джейсон, Джейсон, давай, поставь свой вертолет сюда, – настаивает Саймон. – Это моя беличья взлетная полоса. Давай как будто ты меня не видишь, и я в своем беличьем дупле, а потом ты меня видишь, но не сразу.

      Джейсон поворачивается спиной к взлетной полосе, но Саймон не сдается. – Приземляйся здесь! Тут безопасно!

      Ответа по-прежнему нет.

      – Ладно, – пожимает плечами Саймон. – Тогда пусть как будто он приземлился на моей полосе. Как будто это О’Хара.

      Игры других детей Джейсону неинтересны, но за столом, где они рассказывают свои истории, он проводит больше времени.

      – Хочешь рассказать свою историю? – спрашиваю я у него как-то утром.

      – Я режу лопасть, – говорит он.

      – Из этого могла бы выйти история. Я могу ее записать: «Я режу лопасть».

      – У меня лопасть сломалась.

      – Это я тоже могу записать. «У меня сломалась лопасть».

      Он не отвечает, и я не записываю его слова. Я не могу делать вид, будто Джейсон диктует мне свою историю, как и не могу делать вид, будто он играет с Саймоном. Рассказывание историй – более осознанный процесс, чем игра. Саймон может расположить свое беличье дупло рядом с аэропортом Джейсона, и их фантазии будут накладываться одна на другую, для этого им необязательно прислушиваться друг к другу.

      Но когда Саймон рассказывает историю, он в точности знает, что в ней должно быть, а чего – нет. Например, все его истории неизменно начинаются с бельчонка.

      – Жил-был бельчонок. И еще там был папа. Они нашли карту сокровищ. И потом они бились с плохим парнем. Это Пити.

      – Нет, я буду Майти Маусом, – тут же объявляет Пити.

      – Да, я про Майти Мауса рассказываю.

      Саймон приспосабливает роли к фантазиям других детей. Он младше Джейсона и более требователен – в обычных бытовых ситуациях он разражается громким плачем, если его неправильно поняли. Но когда начинают крутиться колесики фантазии, он всегда готов найти компромисс или придумать аргумент поубедительнее.

      – Майти Маус как будто плохой, понарошку, но на самом деле ты не плохой, но я про это не знаю, а потом знаю.

      Пити доволен таким оборотом. Притворяться плохим, когда все знают, что ты на самом деле хороший, – что может быть лучше? Долг платежом красен, и Пити вставляет бельчонка в свою историю про Майти Мауса:

      Майти Маус подумал, что дом загорелся. Это дом бельчонка. И он тогда толкает речку на дом, чтоб вода залила огонь.

      Сцена, на которой мы разыгрываем наши истории, – огороженный пятачок