Мальчик, который хотел быть вертолетом. Вивиан Пейли

он говорит, прикреплен к большому круглому столу – мы называем его «стол историй», хотя он ничем не отличается от любой другой рабочей поверхности в классе, заваленной карандашами, фломастерами, бумагой, ножницами и всевозможными тюбиками. Здесь сидят рассказчики, рисовальщики и вырезалыцики, они смотрят, слушают и издают различные звуки, как множество персонажей в пьесах Сарояна. У каждого найдется что сказать рассказчику.

      Это совсем другой эффект, нежели когда записываешь чью-то историю под диктовку в укромном уголке. Рассказывание историй – социальный феномен, оно охватывает все роды деятельности и открывает возможность для широкого общественного отклика. Истории не бывают чьим-то личным делом; индивидуальное воображение вбирает в себя все внешние стимулы и в то же время посылает импульсы вовне – от него бежит рябь, расходятся круги по воде, захватывая всех слушателей.

      Моя роль в этом процессе ясна с самого начала: во-первых, я помогаю всем услышать рассказчика, повторяя за ним каждую фразу, чтобы правильно записать ее. Таким образом рассказчик может меня поправить, если я ошиблась, или изменить историю, если вдруг его осенила новая идея.

      – Нет, там не одна ведьма. Там пусть будут две их, – говорит мне Арлин.

      – А кошка одна? Ты сказала: «Пришла кошка».

      – Кэти – это одна кошка, а Лили – мама-кошка. Их две кошки. Потому что мама еще должна быть, поэтому.

      – А, так значит, поэтому две ведьмы? Одна из них должна быть мама-ведьма?

      – Да.

      Я задаю вопросы там, где я боюсь что-то неверно понять: я расспрашиваю рассказчика про каждое слово, фразу, персонажа, звук или действие, которые мне непонятны без более подробного объяснения. Ребенок знает, что его историю будут разыгрывать и актерам нужны четкие указания. История должна быть понятна всем: и актерам, и публике.

      – Дааа!!! Они в яму бух!!

      – Кто? Ведьмы?

      – Нет, там еще есть злодей в яме.

      – Еще один злодей? Не только ведьмы?

      – Это хорошие ведьмы, – решает Арлин от греха подальше.

      Из всех занятий в классе этот род деятельности позволяет максимально сблизить цели ребенка и мои собственные. Мы оба хотим говорить про истории, и это повышает доверие ко мне как к тому, кто устанавливает связи. В течение всего дня я могу указывать на сходство между историей этого ребенка и историями других детей, книгами или какими-то событиями (хотя я стараюсь не делать этого в то время, когда мне диктуют историю). Я не хочу оказывать влияние на развитие истории, пока она еще в процессе сочинения. Но, разумеется, самих детей такие соображения не смущают: влияние друг на друга – это именно то, чем они целый день заняты.

      Кэти сегодня первая в списке. – У меня тоже про змею история, – объявляет она Джозефу, хотя еще минуту назад сообщила нам, что будет рассказывать про большую пуговицу[3]. «Вот большая пуговица» – так начиналась ее история, но теперь ее цель – привлечь внимание Джозефа.

      – Жила-была змея, – произносит она, и Джозеф с Саймоном садятся послушать ее. – И лев их напугал.

      – Кого их? – спрашиваю я.

      – Да, кого

3

В оригинале: red crayon – красный карандаш. См. след, примечание.