Ночь светла. Петер Штамм

что сказала бы Маргрит, что сказали бы родители, если б увидели фотографии. На миг испугалась, что мать могла найти снимки, когда заходила в квартиру, но тут же сообразила, что сунула конверт в свой письменный стол. Не глядя. Они – документальное свидетельство того вечера, о котором ей хотелось забыть. Но помнились и стыд, испытанный ею тогда, и собственное бегство. Одевалась, будто в трансе. Хуберт стоял у распахнутой двери. Впервые за весь вечер он по-настоящему ее рассматривал. Джиллиан схватила пленку, лежавшую на столе, и тут же ушла, причем никто из них не произнес ни слова. Побежала к станции. На платформе один-единственный мужчина. И смотрит на нее так, словно она все еще раздета, и вот тут она вдруг осознала, что попросту не вынесет поездки на электричке или на трамвае. Пошла по улице в сторону центра, сначала через какой-то промышленный район, потом через кварталы, где никогда еще не бывала. То и дело попадались ей группы костюмированных детишек, переходивших от одного дома к другому. Вели они себя поразительно смирно. Некоторые передвигались в сопровождении взрослых, но те держались в сторонке, когда дети звонили в двери и выпрашивали сладости. Джиллиан понадобился целый час, чтобы добраться наконец до дому и захлопнуть за собою дверь. Хорошо, что Маттиаса еще нет. Она могла бы засветить и уничтожить пленку, но поддалась абсурдному ощущению, что именно таким способом выпустит свои изображения на волю. Потому и спрятала пленку внутри письменного стола. Набрала горячую ванну, несколько раз с головой окунулась в воду.

      Маттиас вернулся домой, когда она еще лежала в ванне. Слышно было, как захлопнулась входная дверь, и вскоре он вошел в ванную комнату, сел на краешек ванны. Позабавлялся с последними клочьями пены, плавающими на поверхности воды. Джиллиан очень хотелось остаться в одиночестве, но он стал рассказывать ей про заседание в редакции журнала. Она не слушала. Сидя в ванне, качнулась в сторону, потянулась за купальным халатом. Маттиас сам взял халат и, распахнув, держал для нее наготове. Она встала, повернувшись при этом к нему спиной. А когда вылезла из ванны, он обнял ее и поцеловал. Она же, выскользнув из объятий, схватила полотенце, чтобы вытереть волосы.

      Со временем Джиллиан и вовсе забыла про эту пленку, а вспоминала только тогда, когда вдруг зачем-нибудь открывала ящик. Так ведь и не спросила Маттиаса, что ему понадобилось у нее в письменном столе. Может, шпионил за ней, может, искал какую-нибудь скрепку или почтовую марку. Знать бы, действительно ли тот лаборант, который проявлял пленку, сделал копии и для себя. Впрочем, какое ей дело. Той женщины, что на фотографиях, больше нет.

* * *

      На следующее утро, вскоре после завтрака, в больницу явилась сотрудница полиции. Красивая, невысокого роста. Пожала Джиллиан руку и представилась:

      – Мануэла Бауэр, кантональная полиция.

      Вытащила ноутбук и маленький принтер. Джиллиан попыталась было сказать, что все равно ничего не помнит, но сотрудница возилась со своей техникой и не обратила внимания на протесты. Наконец, подготовившись, она уселась на стул возле кровати и застучала по