Сочинения. Том 10. Александр Строганов

но что-то во мне требует этого неумолимо!

      При этом самое отвратительное в замышленном мною предприятии заключается не в самом процессе, а в том, как я стану примерять к оболочке своей партнерши ту или иную персоналию.

      И как я буду выглядеть при этом.

      Что станет с моим дыханием?

      Что станет с моим сердцем?

      Что станет с моими глазами?

      Что станет с моим ртом?

      Как станут непроизвольно шевелиться мои губы?

      Ибо все это – нехорошее, нехорошее.

      Дурное.

      Дурное.

      Почему, не знаю.

      Но с этим знанием, мне кажется, я родился.

      Мы все, мне кажется, рождены с этим знанием.

      Неужели Адам и Ева…

      Простите, простите, простите, простите, простите, простите, простите.

      Я двинусь дальше.

      Я, раненый мыслью заяц, двинусь дальше.

      Зайцы – красивые и храбрые животные.

      И стану рассказывать Вам все.

      Письмо потом можно и сжечь, хотя, как видите, пишу я его на самом лучшем из оставшихся бланков.

      Так мне будет легче.

      Пункт примеривания персоналии к оболочке прошел неожиданно безболезненно для меня.

      Точнее, его и не было.

      Как только я принялся рассказывать Вам о своих переживаниях, персоналия возникла сама по себе.

      Плохо.

      Плохо.

      Чудовищно плохо.

      Но это она, Юлька!

      Прости, Женечка Хрустальный.

      Я – лучше бандитов, это очевидно, и я знаю дорогу к ее дому!

      Мне даже показалось на какой-то момент, что она и есть одна из тех актрис, только, по какой-то непонятной и необъяснимой случайности, она оказалась за кадром.

      Я же видел ее после бани.

      Она выглядит точно так же как и те актрисы.

      Ошибки быть не должно.

      Но как я предложу ей то, что надобно предложить?

      Откуда во мне возьмется столько смелости?

      А нужна ли здесь смелость? Ведь, судя по рассказам путников, это – такая же обыденная вещь, как, предположим ужин.

      Речь идет, естественно, о сытном ужине, быть может, с баночкой сайры и, может быть, даже и с вином.

      Только бы не водка!

      Водка смертельна для меня.

      А может статься, обойдется и без спиртного?

      Ах, когда было бы так!

      Но как я предложу ей то, что надобно предложить?

      Должен же быть какой-нибудь выход из глупой этой ситуации?

      Вот – я уже нахожусь в падении.

      Человек, который еще недавно сорвал стоп-кран, и самостоятельно победил болезнь, думает о такой ерунде.

      Но почему это не кажется мне ерундой?

      Говорю «ерунда», произношу вслух «ерунда», записываю «ерунда», а по ощущениям – совсем не «ерунда», и даже наоборот.

      Ну и пускай себе засмеется.

      Что, разве никто не смеялся надо мной?

      Да и она тысячу раз смеялась!

      Главное, что после этого унижения я заполучу любовь!

      Падение.

      Почему меня