Вызовите акушерку. Дженнифер Уорф

с вами.

      Полицейские делали заметки, а я подумала, что, возможно, должна уйти, раз за малышей теперь отвечает бабушка. Но в этот момент снаружи поднялся переполох, и в дверях появился Дик. Он явно не знал, что в его квартире находятся полицейские. Едва завидев их, он бросился было бежать, но путь к отступлению преградили собравшиеся зрители. Они впустили его, а вот выпускать не собирались. Возможно, за Диком числился десяток-другой должков перед соседями.

      Ему было вынесено предупреждение за халатность в отношении детей, не достигших пяти лет. Дик выругался, сплюнул и спросил:

      – А чё с ними? Малые в норме. Ничё такого, насколько я вижу.

      – Вам повезло, что с ними ничего не случилось. Оставив их одних с зажжённой керосинкой, вы могли спровоцировать пожар, если бы они её опрокинули.

      Дик начал оправдываться:

      – Это не моя вина. Я керосинки не зажигал. То хозяйка. Я не знал, что она уйдёт и оставит её. Ленивая потаскушка! Пусть только попадётся на глаза – уж я ей всыплю по первое…

      Полицейский спросил:

      – Где ваша жена?

      – А я почём знаю!

      Марджори напустилась на зятя:

      – Ах ты, окаянный! Ты знаешь, где она. И это ты её вынудил. Свинья ты поганая!

      Дик был сама невинность:

      – Чё эта старая корова мелет?

      Марджори закричала было в ответ, но полицейский её остановил:

      – Уладите свои разногласия, когда мы уйдём. Мы составили рапорт, что вам вынесено предупреждение за то, что вы оставили своих детей без присмотра и подвергли опасности. Если это повторится, с вас взыщут штраф.

      Дик подлизывался изо всех сил:

      – Вам не придётся делать этого, офицер, потому как этого не повторится, офицер. Я извиняюсь и прослежу, чтоб это в последний раз.

      Полицейские собрались уходить, и Дик заявил, указывая на Марджори:

      – И эту с собой заберите.

      Издав страдальческий стон и крепче прижав к себе мальчиков, женщина обратилась к полицейским:

      – Я не могу оставить их здесь, малышку, мальчиков. Разве вы не видите? Я не могу их вот так оставить.

      Дик проворковал успокаивающим, ободряющим голосом:

      – Не волнуйтесь, мамаша. О ребятишках я позабочусь. Нечего тут волноваться. Потом обратился к полицейскому:

      – Со мной им ничё не грозит. Слово даю.

      Ни один из полицейских не был дураком, и никого ни на секунду не обмануло это проявление отеческой преданности. Но они не могли сделать ничего, кроме как вынести предупреждение.

      Один из них повернулся к Марджори:

      – Вы можете остаться здесь, только если вас пригласят, и, конечно, не можете забрать детей без согласия отца.

      Дик торжествовал:

      – Слыхала? Ты должна получить согласие отца. Отец – эт я, и я не даю своего согласия, по́няла? А теперь проваливай.

      И тут я впервые заговорила:

      – А как же новорождённая? Ей всего восемь дней, она нуждается в грудном вскармливании. Ещё чуть-чуть, и она проснётся голодной. Где Молли?

      Не думаю,