Зима тревоги нашей. Джон Стейнбек

не позвоню! Господи, я-то думал, что развожу деревенского парня…

      – Не собираюсь предавать хозяина за бесценок.

      – Очуметь! Вот вы и подняли ставку.

      – Я просто отказался от взятки, если уж говорить начистоту.

      Похоже, я действительно изменился. Парень меня зауважал, и это мне понравилось. Да что там, я был счастлив! Шельмец решил, что я такой же, как он, только половчее.

      Незадолго до закрытия позвонила Мэри.

      – Итан, – начала она, – обещай не злиться…

      – На что, мой цветик?

      – Ну, она такая одинокая, и я подумала… В общем, я пригласила Марджи на ужин.

      – Почему бы и нет?

      – Ты не сердишься?!

      – Нет, черт возьми!

      – Не сквернословь. Завтра же Пасха!

      – Кстати, завтра к четырем мы идем к Бейкерам. Так что наведи красоту!

      – Мы пойдем к ним домой?

      – Да, на чай.

      – Придется надеть платье, в котором я хотела идти на пасхальную службу.

      – Здоровски здорово, моя сладкая кочерыжка!

      – Ты не сердишься из-за Марджи?

      – Люблю тебя! – заверил я.

      Нет, ну правда. Кроме шуток. А в голове пронеслось: какими же сволочами мы, мужики, иногда бываем.

      Глава 5

      Я прошел по Вязовой улице, свернул на дорожку, усыпанную гравием, и остановился перед старинным домом. Он выглядел иначе. Я почувствовал, что он мой. Ни Мэри, ни отца, ни Старого Шкипера – только мой. Хоть продай, хоть сожги, хоть оставь как есть.

      Не успел я подняться на пару ступеней, как дверь с проволочной сеткой распахнулась и наружу с воплями вылетел Аллен.

      – Где «Пикс»? Ты принес мне «Пикс»?

      – Нет, – ответил я. И – о чудо из чудес! – он не стал возмущаться и стенать. И к матери не побежал, призывая ее в свидетели и канюча, что я обещал принести ему хлопья.

      Он вздохнул и тихо ушел.

      – Доброго вечера, – сказал я вслед его удаляющейся спине.

      Он остановился.

      – Доброго вечера, – повторил Аллен, будто это была фраза на иностранном языке, которую он только что узнал.

      В кухню вошла Мэри.

      – Ты постригся, – отметила она. Любую мою странность она списывает на лихорадку либо на стрижку.

      – Нет, моя завитушка, я не стригся.

      – Я тут вертелась как белочка в колесе, чтобы все подготовить.

      – Зачем?

      – Я же говорила, на ужин придет Марджи.

      – Помню, но зачем так суетиться?

      – К нам в гости сто лет никто не приходил!

      – Твоя правда. Вот уж правда так правда.

      – Надеюсь, ты наденешь черный костюм?

      – Нет, пусть будет Конь Сив – скромный серый.

      – Почему не черный?

      – В нем я иду завтра в церковь, боюсь помять.

      – Я могу выгладить его утром.

      – И все же я надену Коня Сив – милей во всем округе не найдешь!

      – Дети, – предупредила она, – на столе ничего не трогайте! Я достала парадный сервиз. Ты не хочешь надевать темное?

      – Нет.

      – Марджи придет разодетой в пух и прах.

      – Марджи понравится Конь Сив.

      – Откуда