Антимагия. Перевернутая амфора. Веда Талагаева

section>

      Глава 1

      Давиде Френи.

      Солнце льется сквозь приоткрытые створки витражного окна вместе с гомоном, долетающим с улицы. Над чеканным серебряным подносом, жужжа, кружит муха. Я хорошо понимаю ее интерес к одинокому яблоку. Когда я гляжу на округлый зеленый бок, мне хочется не то что съесть, прямо-таки сожрать его.

      В животе неприлично урчит пробуждающийся голод, спина затекла от долгого сидения в одной позе.

      – Левша? Что за происки нечистого! – синьор Микеле Бьянки, почтенный негоциант из Терции, брезгливо кривит костистый длинный нос, впервые за все время заметив, что я держу кисть не в той руке.

      – Ничего подобного! – возмущается Сандро, стоя за моим плечом у мольберта. – Таким его создали боги!

      Он тоже голоден, устал и переминается с ноги на ногу, бросая тоскливые взгляды в окно, где над красными черепичными крышами носятся стрижи. Сандро тут исключительно для того, чтобы не оставлять меня один на один с чванливым занудством заказчика. В остальном он мне бесполезен, нужные кисти я возьму сам, с приготовлением красок справлюсь, а то, что он маячит за спиной, изрядно раздражает – терпеть не могу, когда кто-то смотрит на незаконченное.

      – Не двигайтесь, синьор Бьянки, – строго предупреждаю я в ответ на грубое высказывание, – а то у вас нос на сторону съедет. Нет, нет, ни с места! – восклицаю еще строже, потому что портретируемый воспринимает мои слова буквально, как угрозу левши-безбожника, и явно хочет схватить себя за нос, чтобы удержать его на месте, – Прошу вас, сударь, осталось недолго, мы можем закончить уже сегодня, буквально через минуту-другую.

      – Это было бы замечательно, – с чувством выдыхает Бьянки; его бесцветные глазки мечут блеклые молнии, которые, наверное, до смерти пугают приказчиков в конторе. – Но в самом-то деле, синьор Френи, портрет, и за цену немалую в триста дукатов, был заказан мною несравненному Бенвенуто. Тем не менее, я целые дни провожу, позируя вам, а маэстро за все пять сеансов видел от силы минут десять.

      Сандро при этих словах утыкается мне в плечо и многозначительно хмыкает в мою рубашку.

      – Свали, – негромко, но сурово предлагаю я, поводя плечом. – Портрет, синьор Бьянки, был заказан вами живописной мастерской «Бенвенуто Донни и ученики», – уточняю я сладчайшим голосом. – Не волнуйтесь, маэстро будет здесь с минуты на минуту. Он внесет финальные поправки в работу, и на холсте, конечно же, будет стоять его подпись. Хорошо читаемая, но не бросающаяся в глаза, дабы не нарушить солидную значимость вашего образа.

      Сандро закатывает глаза, сдерживая смех, и кланяется, снова ударяясь лбом о мое плечо. Бьянки же от льстивых речей довольно приосанивается в массивном резном кресле, и я с досады скриплю зубами, ибо на его постной физиономии возникает совершенно ненужная игра светотени.

      Еще несколько томительных минут, работа закончена, и тут дверь открывается, и в комнату вплывает Бенвенуто в просторных пурпурных одеждах и черной бархатной шапочке, заломленной набок. Вообще-то он должен был появиться еще полтора часа назад, но, учитывая, что все мы еще здесь, можно сказать, он почти не опоздал.

      – Ну наконец-то, маэстро Донни! – сварливо восклицает честный купец. – Я думал, уже не изведаю счастья лицезреть вас.

      – И тем не менее, – Бенвенуто делает рукой плавный царственный жест, исполненный безразличия к недовольству какого-то там приземленного толстосума-торгаша. – Итак?

      Он, как и Сандро, заходит мне за спину и, критически прищурив правый глаз, смотрит на теперь уже готовый портрет.

      – Осталось поставить подпись, пока краски не просохли, – Сандро столь же критически осматривает его самого, нахмурив широкий лоб.

      – Юный Алессандро, – не моргнув глазом, обращается к нему Бенвенуто. – Будь добр озаботиться тем, чтобы мне поднесли крепленого вина.

      Услышав это, Бьянки сам тут же тянется к латунному колокольчику, стоящему на подоконнике рядом с креслом.

      – Разбавленного водой на треть, – снисходительно уведомляет его Бенвенуто и, тут же забыв о существовании хозяина дома, снова возвращается к созерцанию моей работы. – Потрясающе! – его шепот дрожит от неподдельного восхищения, карие глаза взволнованно темнеют, и по моему загривку бегут сладкие мурашки. – Великолепно!

      – Как всегда, учитель, – поворачиваясь к нему, я привстаю на стуле и склоняю голову. – Не хватает вашего имени и пары финальных мазков, – я передаю ему кисть.

      – Учитель! – с издевательским почтением мурлычет Сандро, протягивая ему на маленьком круглом подносе хрустальный бокал с вожделенным вином, только что внесенный в комнату служанкой.

      Бенвенуто утомленно вздыхает, левой рукой берет с подноса бокал, правой кисть и с видом крайнего одолжения выводит черной краской в левом нижнем углу картины свой знаменитый вензель. Теперь, если синьор Бьянки