Авантюрин. Мария Фариса

Пересчитал деньги в моём кошельке, доложил несколько купюр и, кивнув на часы, сказал:

      – Если не хватит, продай их. Не пожалеешь.

      Я накрыл папин подарок ладонью и испуганно взглянул на Адрастуса. Тот засмеялся.

      Около полуночи капитан покинул стеклянную будку, чтобы посмотреть, как паром верёвками притягивают к берегу. Слева виднелся старый форт Керкиры. Луна ныряла в облака. Ветер пах солью и хвоей. Я не знал куда идти, потому пошёл за остальными пассажирами до ближайшей гостиницы.

      Весь следующий день я шатался по городу и разглядывал женщин, но ни одна из них не привлекала меня. Блуждал по кривым улочкам, покупал орехи и сухие фрукты, ел их на ступенях чужих домов. Заходил в бары, пил мускат и ледяной мандариновый сок. Наблюдал за прохожими и ждал сам не зная чего. Когда успел порядком захмелеть, показалось, кто-то шепнул мне: «Иди на площадь с кипарисами. Они там».

      Я расплатился, вышел из бара и огляделся. Эхо пустой улицы донесло до меня скрип замка, звук падающих в сумочку ключей, стук каблуков. От двери неподалёку отделился женский силуэт в шали с бахромой. Она устремилась к перекрёстку.

      – Ифиджения? – крикнул я наугад и побежал за женщиной.

      Она обернулась и прошлась по мне взглядом.

      – Сторожил? Как ты узнал, где я живу?

      Я что-то пробормотал. Сердце стучало, как её каблуки мгновение назад. Она взяла меня за рукав, потянула к свету. Я застыл от вида персидского лица, зловещего изгиба бровей и красных губ.

      – Ты ни разу здесь не был. Кто тебе рассказал про меня?

      – Адрастус.

      Она несколько раз моргнула.

      – Сколько у тебя денег?

      Я открыл перед ней кошелёк. Ифиджения прошлась по купюрам ногтями, вытащила их и засунула в свою сумочку.

      – Два дня, – сказала она и зачем-то стукнула каблуком. – В каком отеле твои вещи?

      Воскресение и понедельник мы не раздвигали штор и не пускали горничную. Иногда, наспех одевшись, я выбегал на улицу за хересом, хлебом и апельсинами. Из страха не смотрел на циферблаты ни на руке, ни на площади, ни на стене.

      – Мне не нужны твои часы. Только деньги, – проговорила она два дня спустя, собирая чёрные волосы в пучок.

      – Сколько тебе нужно денег?

      Она потянулась за сумочкой, достала из неё сложенный тетрадный лист, прошлась по нему зрачками.

      – Ещё примерно столько же.

      Впервые за те два дня я взглянул на отцовский подарок и прикинул, сколько за него могут дать в лавке, которую зачем-то заранее присмотрел на углу. Обхватил Ифиджению сзади, прижался виском к её горячей спине и прошептал:

      – Подожди. Не раздвигай шторы. Сейчас приду.

      По возвращении я протянул ей деньги. Она пересчитала купюры и произнесла:

      – Ну вот. В этом октябре больше никто меня не дождётся.

      В четверг, двадцать седьмого октября, я проснулся уже без Ифиджении. Вдохнул запах её подушки, снял наволочку и положил в саквояж. Соскрёб с тумбочки мелочь на билет до Игуменицы