Человек и Кайрос. Пьесы. Марина Алиева

яркой, броской, и, на мой взгляд, весьма в этом преуспела. Но, сама не знаю почему, я вдруг пожалело эту Даму. Что-то было в ней нервное, ищущее. Как будто от выбора нового платья зависело нечто важное, что прогонит странную тоску из её глаз…

      Меня грустная Дама купила сразу, едва увидела имя Мастера на Знаке. Даже примерять не стала. Это немного удивило, но дома, в огромной, со вкусом и роскошью обставленной квартире, я догадалось, в чём дело. Экстравагантный наряд снимался путано, долго, да и бельё на увядающем теле оставляло желать лучшего. Видимо, вся роскошь была напоказ, а на остальное ничего тратить не хотелось. Бедняжка! Похоже, она совсем одинокая!

      Понять не могу, почему я так растрогалось, сделав это открытие? Может быть, почуяло родственную душу? Я ведь тоже ощущало себя осиротевшим. И, обнимая уже совсем не юное тело, слегка подрастянулось на животе, скрывая его, и сжалось под грудью, чтобы хоть немного её приподнять. Конечно, это была не прежняя Владелица, но…

      Ах, видели бы вы её лицо, когда мы подошли к зеркалу! Глаза – вот такие огромные – то ли испуганные, то ли растерянные. Она будто бы не верила, что видит саму себя. Потом губы её задрожали, как в преддверии слёз, и привычно стали изгибаться уголками вниз. Но она не дала! Распахнула в ослепительной улыбке. «Вот, что значит классная вещь!», – воскликнула Дама. И нисколько не преувеличила. Я сделало её красавицей, подчеркнув достоинства и скрыв то, что она и сама хотела бы скрыть. Я придало ей лоск и таинственность, обыграв грусть на лице. А немного отпугивающее высокомерие обернуло в то, что называют «знать себе цену».

      Дама провела рукой по бедрам, словно поглаживая меня, и твёрдо сказала: «Да, я ещё могу производить впечатление!». Экстравагантный наряд был отвешен в шкаф за ненадобностью, все кричащие украшения сняты и смыта яркая косметика. Дама бережно разложила меня на помпезном диване и, шепнув: «До вечера», куда-то исчезла.

      Вернулась она не скоро, с целым ворохом баночек, коробочек, коробок и пакетов. Из последних было извлечено великолепное бельё; из самой большой коробки – очень и очень подходящие ко мне туфли, а из коробки поменьше – флакон с тонким, чуть горьковатым ароматом.

      Напевая что-то мелодичное, грустная Дама разобрала покупки, приняла душ и надела новое бельё. Затем она подсела к зеркальному столику, где разложила баночки и крошечные плоские коробочки, и застряла там надолго. Что именно она делала – не знаю, не видело. Но по комнате, нарастая, явственно растекалось ощущение беспечности и хорошего настроения…

      Потом она нежно-нежно сняла меня с дивана. Надела. А когда мы снова подошли к зеркалу, настал мой черёд изумиться. Дама заметно помолодела, похорошела, засветилась тем особенным светом, который окружает счастливых женщин, и сразу стало ясно, что мы – пара, великолепно дополняющая друг друга!

      «Прекрасно!», – прошептала она, как награду прикрепляя к ушам драгоценные серьги. «Просто прекрасно