Остановите печать!. Майкл Иннес

до крайности нереальное впечатление. Уинтеру оно показалось скорее похожим на какую-то странную журнальную иллюстрацию, когда художник тщится передать эффект настороженного подглядывания из-за угла. Впрочем, через мгновение глаз показался снова, а за ним появились нос, половина коротких седых усов и соответствующая часть рта. А затем стала видна и вся фигура мужчины: уже немолодого и одетого с дорогой и небрежной элегантностью. Он поспешно вышел в коридор. Достигнув окрестностей купе миссис Бердвайр и леди Пайк, он, словно под воздействием какого-то странного порыва, припал на четвереньки и так миновал их дверь. Но тут же поднялся и проследовал дальше уже уверенной и исполненной достоинства походкой, быстро заглядывая в другие купе и непрерывно что-то бормоча. Подойдя ближе, он дождался, чтобы Уинтер убрал голову, потом вошел к ним в купе, не прекращая бормотания, и, усевшись на свободное место, рассеянно огляделся по сторонам. Его взгляд упал сначала на Тимми, потом на Топлэди и наконец на Уинтера. Затем он снова посмотрел на Тимми, и его лицо расплылось в теплой улыбке узнавания.

      – Привет, – сказал он. – Как тут у вас дела?

      – Познакомьтесь, – невозмутимо произнес Тимми. – Джеральд Уинтер. Хьюго Топлэди. А это – мой отец.

3

      Мистер Элиот – знаток сочинений Поупа, создатель Паука и обреченный, по словам сына, на полное списание со счетов отец семейства – даже в более чем зрелом возрасте сохранил такую же стройную фигуру спортсмена, какой обладал Тимми. Но хотя выглядел он скорее угловатым, чем округлым, в нем угадывалось некоторое сходство с детским воздушным шариком. Казалось, легкого движения достаточно, чтобы этот человек, находившийся в состоянии подвижного, чуть вибрирующего, очень хрупкого равновесия, поднялся в воздух. Словом, мистер Элиот производил впечатление существа весьма уязвимого для острых стрел судьбы, любая из которых могла заставить его окончательно сдуться. И его застенчивость тоже становилась очевидной почти сразу. В представителях светского общества робость развивает соответствующие инстинктивные приемы поведения. В полном соответствии с ними он спросил:

      – Надеюсь, Тимми пригласил вас погостить у нас?

      Уинтер и Топлэди отозвались невнятными словами благодарности, чувствуя, как их положение легализуется и становится прочнее. Тимми упомянул об отправленной телеграмме, на что отец реагировал одобрительным, но рассеянным кивком, вероятнее всего, также продиктованным чувством такта.

      – Мне пришлось отправиться в Лондон, – объяснил он, – что в последнее время случается крайне редко. Но Белинда наверняка получила телеграмму, и кто-то непременно встретит нас на станции. Боюсь, – добавил он, обращаясь в первую очередь к Уинтеру, – что это очень неудобный поезд. Я даже намеревался написать письмо на эту тему в руководство компании.

      Он сделал паузу, вежливо давая Уинтеру возможность высказать свои ценные соображения по этому поводу, если таковые имелись.

      – Но