Изгнанники. Артур Конан Дойл

предана.

      – Но не любили?

      – К чему ваши попытки проникнуть в тайны женского сердца?

      – Вы не любили его, Франсуаза?

      – Во всяком случае, по отношению к нему я честно исполняла свой долг.

      – Так это сердце монахини еще не тронуто любовью?

      – Не спрашивайте меня, ваше величество.

      – Оно никогда…

      – Пощадите меня, ваше величество, молю вас!

      – Но я должен знать, так как от вашего ответа зависит мой душевный покой.

      – Ваши слова огорчают меня до глубины души.

      – Неужели, Франсуаза, вы не чувствуете в вашем сердце слабого отблеска любви, горящей в моем?

      Монарх встал и с мольбой протянул руки к своей собеседнице. Та отступила на несколько шагов и склонила голову.

      – Будьте уверены только в том, ваше величество, – произнесла она, – что люби я вас, как никогда еще ни одна женщина не любила мужчину, то и тогда я скорее бы бросилась из этого окна вниз на мраморную террасу, чем намекнула бы вам о том хотя бы единым словом или жестом.

      – Но почему, Франсуаза?!

      – Потому, ваше величество, что моя высочайшая цель земной жизни заключается в том, так, по крайней мере, мне кажется, что я призвана обратить ваш дух к более возвышенным делам, и никто так хорошо не знает величия и благородства вашей души, как я.

      – Разве моя любовь так низка?

      – Вы растеряли слишком много времени и мыслей на любовь к женщинам. А теперь, государь, годы проходят и близится день, когда даже вам придется дать отчет в своих поступках и в сокровеннейших мыслях. Я хочу, чтобы вы употребили остаток жизни на устроение церкви, показали благородный пример вашим подданным и исправили зло, причиненное, может быть, в прошлом.

      Король повалился в кресло.

      – Опять то же самое, – простонал он. – Да вы еще хуже отца Лашеза и Боссюэ.

      – Ах, нет! – весело перебила она с не изменявшим ей никогда тактом. – Я надоела вам, сир, между тем как вы удостоили меня своим посещением. Это действительно черствая неблагодарность с моей стороны, и я получила бы справедливое наказание, если бы завтра вы не разделили со мной одиночества, омрачив таким образом весь мой последующий день. Но скажите, государь, как подвигаются постройки в Марли? Я горю от нетерпения узнать, будет ли действовать большой фонтан.

      – Да, он прекрасно работает, но что касается построек, то Мансар слишком отодвинул правый флигель. Я сделал из этого человека недурного архитектора, но все же еще приходится учить его многому. Сегодня я указал ему на его ошибку, и он обещал мне все исправить.

      – А во что обойдется эта поправка, ваше величество?

      – В несколько миллионов ливров, но зато вид с южной стороны будет гораздо лучше. Я занял под здание еще милю земли вправо – там ютилась масса бедноты, хижины которых были далеки от красоты.

      – А почему вы не совершали сегодня прогулки верхом, ваше величество?

      – Это не доставляет мне ни малейшего удовольствия. Было время, когда кровь во мне закипала при звуке рога или топота копыт, но теперь