Падает снег. Сможет ли жизнь стать прежней?. Марина Зенина

и так же молча отворачивался, или не находя нужных слов, или же понимая, что слова эти лишь нарушат происходящее между нами.

      В очередной раз встретившись глазами с Таней, я заметила, что подруга показывает мне на свое запястье: время. Андреев заметил это тоже и приостановился, взяв меня за руку.

      – Мне пора, – сказала я, хотя он и так это знал.

      Секунду он смотрел мне в глаза.

      – Вера, скажите мне: Вы тоже это заметили?

      Андреев глядел с надеждой, опаской и добротой одновременно, этот ребенок в теле взрослого мужчины, так похожего на Горшенева и внешне, и простотой своей.

      – Разумеется, – прекрасно понимая, что он имеет в виду, ответила я. – Еще тогда, на кухне.

      – Вы хотите, чтобы это продолжалось?

      Для эффекта и выдержала паузу. Затем ответила, абсолютно честно:

      – Да.

      С облегчением Андреев выдохнул.

      – Вера! – уже довольно раздраженный голос подруги отвлек меня от мыслей.

      – Я догоню! – крикнула я ей, и они с Вадимом вышли с ледовой площадки за бортик – разуваться.

      – Я отведу Вас, – взявшись, как прежде, мы покатились к выходу с арены. – Как бы Вы описали это одним словом?

      – Уютно, – не раздумывая, сказала я.

      – Уютно… именно так, – кивнул Андреев, опуская «забрало» на лицо.

      Мы не стали прощаться. Просто я пошла к своим, а он – не знаю.

      – Это что вообще было? – сразу же налетела на меня Таня.

      – Только то, что ты видела, – закатив глаза, я села разуваться. Как же, оказывается, устали ноги.

      – Снова за свое, да? – уже веселее спросила она, решив меня подколоть. – Опять на взросленьких потянуло?

      Мне вдруг стало противно.

      – Не надо, – попросила я ее. – Ты так не говори. Ты же прекрасно знаешь…

      – Ладно, извини. – Осеклась она. – Ну а все же?

      – Да что тебе нужно? Решительно не пойму.

      – Ай, да ну тебя!

      – Таня. Я всего лишь пытаюсь жить дальше. Делаю то, что вы все мне только и советуете.

      – Используя для этого симпатию других людей как средство повышения самолюбия? Это гадко.

      Я посмотрела на нее, оставив шнурки.

      – Гадко? – медленно переспросила я. – Гадко? Что ты можешь знать о гадостях? О том, как в этом мире все устроено гадко! И не тебе мне говорить о том, как поступать не следует. Меня жизнь и так наказала. Сам мир – гадкий. И уж если в нем не выходит жить честно, жить чувствами, умом и моралью, то я тоже сделаюсь гадкой. И может быть тогда этот мир меня примет, и я смогу быть счастливой!

      – Это не по-божески, – сказав это, Таня тут же поняла, что наступила на мину замедленного действия.

      – Что мне ваш бог… – насмешливо сказала я, почему-то не закипев от упоминания о нем, а наоборот, как-то сникнув. – Где он был, когда все то со мной происходило? Он затыкал уши и закрывал глаза, ваш бог. Он сделал