Женщины, кот и собака. Мария Метлицкая

сем. Слабак, он и есть слабак, таким и останется.

      По счастью, Надежда, жена, ни разу не видела, как он плачет. Сядет на бортик в ванной, воду посильнее и – ревет. Мужчины не плачут, мужчины огорчаются. А он – ревел.

      А что обижаться на правду? Жена не должна говорить такие слова?

      Не должна, правильно. Но и мужик не должен быть слабаком! Так получается?

      Ну, и все остальное: не оправдал ее надежд, нечем гордиться, а вот у других… и т. д. и т. п.

      И снова права! Умная баба, в этом ей не откажешь. Умная, сильная.

      А что правду-матку лепит в глаза – так она всегда ее лепит! Всем и всегда. Характер такой. Нрав крутой, это да.

      Алексей однажды слышал, как она дочери говорит: «Все в жизни уравновешено. Рядом с сильными – слабые. Так и у нас. Да и потом, – тут она рассмеялась, – будь на месте твоего отца настоящий мужик… Да разве бы мы ужились? Лбами бы бились не на жизнь, а на смерть».

      Всю жизнь Алексея мучил вопрос: почему она не ушла? Красивая, умная, смелая? Мужики, глядя на нее, шеи себе сворачивали – даже когда ей было уже хорошо за сорок.

      Высокая, крепконогая, широкобедрая. Волосы русые – косу на затылке закручивала, а та все равно распадалась – тяжелые волосы.

      И брови вразлет – широкие, длинные, к вискам. Глаза серые и очень серьезные, но смешливая – рассмеется, и из глаз словно брызги.

      Вернее, когда-то была смешливой.

      Учились они в параллельных группах. Он помнил ее пышную юбку в синих цветах – шла она по коридору, и юбка закручивалась вокруг сильных ног. Она злилась, одергивала. А потом вдруг рассмеялась и глянула на него: «Что, может, снять? Ткань дурацкая – липнет и липнет! Дурацкая – потому что дешевая!»

      В голосе ее были злость и раздражение.

      И посмотрела на него вопросительно, словно ожидая совета.

      Он растерялся, почувствовал, что залился свекольным соком, выдохнул и вдруг, неожиданно для себя самого, произнес: «Если вы ее снимете, будете еще прекрасней! Я убежден!»

      От удивления она широко распахнула глаза, растерялась и хмыкнула: «Смело!» Потом рассмеялась: «Думаю, это не всем понравится! Так что буду мучиться дальше!..»

      Не кивнув на прощание, она снова раздраженно одернула юбку и, чертыхаясь, быстрым шагом пошла по коридору к аудитории.

      …Очнулся Алексей от тычка в спину.

      – Что застыл? – заржал одногруппник Валька Петров. – Понравилась цаца? Ничего бабец, а?

      – Да ладно тебе, – смутился он. – Цаца… как цаца. Кстати, а кто она? – Алексей изо всех сил пытался скрыть волнение в голосе.

      – Надька Смирнова. Не баба – огонь! Огнемет просто. Не дай бог попасть под струю! Спалит без остатка! – И Валька громко заржал. – Сибирь, батенька! Там они все такие, – тихо продолжил он и почему-то вздохнул.

      Так и расстались. Только с тех пор не выходила Надя Смирнова из его головы. В коридорах всматривался, башкой вертел по сторонам – вдруг снова увидит?

      Встречались, конечно, сталкивались – то в столовой, то в гардеробной, то в холле, то на объединенных лекциях.

      Она как будто его не узнавала. Впрочем, кого узнавать-то? Ну перебросились фразами в коридоре, и забыла, наверное. Тоже мне – повод!

      Нет, было однажды – он осмелел! Сам удивился своей прыти.

      В столовой встал прямо за ней. Подвинулся – так близко, что услышал запах ее волос – едва уловимый аромат сладкого шампуня.

      Надя, наверное, почувствовала его близкое присутствие и дыхание, резко обернулась и чуть покраснела.

      – С юбкой порядок? – От смущения и страха он совсем «распоясался».

      Она чуть сдвинула брови, словно вспоминая, и через минуту кивнула:

      – Да, на помойке она! Нервомотка моя!

      Но тут же отвернулась и заговорила с подругой, обсуждая, что брать на обед – щи или лапшу.

      Алексей завороженно смотрел, как она шла с подносом, выискивая свободное место. Статная, гордая. Взгляд – мимо всех.

      На него Надя больше не посмотрела.

      «Безнадежно, – подумал Алексей. – Где она и где я?»

      На ее орбите никогда не будет таких… Робких, трусоватых, нескладных, неловких.

      Да и быть не должно. У таких женщин – свои герои. Куда уж ему?..

* * *

      Дом свой он любил. И семью свою тоже. Жили они в старой, даже древней, квартире – дому было под сотню лет – девятнадцатый век.

      Построен он был как доходный – квартиры всегда сдавались внаем.

      Квартиры были разные – большие и не очень. После экспроприации дом был поделен на коммуналки, а квартиры – на крошечные клетушки.

      А им повезло – дали отдельную. Ну понятно что по «заслугам» – дед был известным физиологом, учеником Павлова.

      В тридцатые деда «сохранили» – ограничились только «шарашкой».

      Бабка, вторая дедова жена (первая, мать его сына, скончалась при родах), была тоже не «фунт