Возлюбленная кюре. Мари-Бернадетт Дюпюи

от волнения, но в целом Матильда была разочарована поворотом, который принял разговор. Кюре это почувствовал и решил, что сто́ит поторопить события. Ему хотелось увидеть Матильду вблизи, насладиться ее красотой.

      – Наша беседа становится слишком светской, мадам. Давайте продолжим ее в другом месте.

      И, дрожа от возбуждения, отец Ролан вышел из исповедальни. Опыт подсказывал ему, что долго скрывать свои намерения нет нужды. Многие молодые женщины были польщены его интересом, полагая, что нужно обладать редкой красотой и обаянием, чтобы совратить с пути истинного не просто мужчину, но священника. Сам он не представлял жизни без общения с представительницами прекрасного пола, утешавшем его в горестях и заставлявшем забыть о фрустрации.

      Взволнованная, с разрумянившимися щеками, Матильда механически одернула платье. Ей хотелось нравиться всем мужчинам, и она вела бы себя так при встрече с новым учителем, новым мэром или любым приезжим, который решил бы обосноваться в Сен-Жермен, если бы новый знакомый был того же возраста, что кюре Шарваз, и имел такое же обаяние. Прижав ручку в черной кружевной перчатке к груди, приоткрыв губы и тяжело дыша, она так и осталась сидеть, глядя прямо перед собой.

      Они впервые оказались лицом к лицу, и оба молчали. И чем дольше мужчина и женщина смотрели друг на друга, тем более крепли невидимые узы между ними. У обоих было ощущение, что встретился наконец человек, который давно и хорошо знаком, которого всегда можно понять. Они были одной породы и осознавали это – оба непокорные, скрытные и… не знающие угрызений совести. Им навязали участь, которой они не желали, которую с трудом выносили, выискивая во всем, что их окружало, способ хотя бы немного украсить свое существование.

      – Вы восхитительны, мадам, – негромко проговорил Шарваз. – Даже в Париже, где я служил викарием в церкви Сен-Сюльпис, редко приходилось видеть даму такой красоты и элегантности.

      – Если я стану вас слушать, отче, то прибавлю к своим грехам грех гордыни, – отвечала она, польщенная и уже покорная.

      Их разделяла пара шагов, и теперь она могла как следует его рассмотреть. Высокий лоб, широкое скуластое лицо, полные и чувственные губы, словно всегда готовые улыбаться, черные густые брови и длинные ресницы, обрамляющие глаза странного, очень светлого зеленого оттенка…

      Матильда обрадовалась, что она маленького роста, ведь отец Ролан не принадлежал к числу высоких мужчин. Невзирая на это, его фигура дышала сдерживаемой силой и мужественностью.

      – Выйдем на воздух! В церкви прохладно, а я забыла дома шаль, – проговорила она, прерывая затянувшуюся паузу.

      – На улице нас увидят вместе. Мне дорога моя репутация, мадам.

      – А мне – моя! Колен больше всего боится слухов. Жена доктора должна вести себя образцово.

      – Тем более это верно в отношении кюре. Вы прекрасно меня понимаете.

      Они обменялись заговорщицкими улыбками. Скрежет засова прервал беседу: дверь ризницы медленно отворилась, показалось красное лицо Алсида Ренара.