Мэри Роуз. Шарлотта Лин

еще немного из Петрарки?

      – А нужно?

      – Сильвестру хочется. Он говорит, что не сможет толком разобраться с новыми мыслителями, которыми восхищается, пока не прочтет Петрарку.

      Энтони согласно кивнул.

      – Да, охотно верю, что Сильвестра восхищает подобный способ пробивать головой стены. Меня он пугает, словно черта ладан, но знаешь ли ты, как его называют в Италии?

      – Скажи мне.

      – Rinascimento. Возрождение. Тебе нравится?

      Фенелла кивнула и провела пальцем по губам Энтони, произнесшим слово.

      – Если я когда-нибудь снова вернусь в Италию, то пришлю тебе еще поэтов Rinascimento, – произнес он. – Рассказать тебе, что сделал этот Петрарка? Он поднялся на гору, хотя ему там совершенно нечего было делать. Без причины, просто чтобы доказать самому себе: я могу одолеть гору. Чтобы крикнуть: «Привет, гора, я Франческо Петрарка! Я пишу стихи, на которых можно ходить под парусом, люблю девушку по имени Лаура и могу все, что захочу».

      Энтони казался таким увлеченным, что она рассмеялась, – и тут же испугалась.

      – Не пытайся повторить его поступок, слышишь? Ты не Франческо Петрарка, ты не можешь одолеть гору.

      – Что ты такое говоришь? – Он упрямо тряхнул головой, нахмурился, поднял брови. Фенелла ни капельки не удивилась такой реакции. – Я любимый сын дьявола. Я могу не только то, что хочу.

      – Когда ты так говоришь, мне перебегают дорогу стаи черных кошек.

      – Скажи Джеральдине, чтобы она свернула им шеи.

      – Что?

      – Джеральдине Саттон. – Он прищурился, и глаза его стали узкими, как щелочки. – Ангелу Портсмута. Когда она была шестилетним ангелочком, я видел на болотах, как она свернула шею черной кошке. Кошка исцарапала ей все руки, но Джеральдина не сдавалась, скручивала дальше, как прачка выкручивает простыни. В какой-то момент бедное животное испустило дух. Заметив это, девчонка взвизгнула и отшвырнула труп в сторону, как можно дальше.

      По телу Фенеллы побежали мурашки. Энтони мгновенно оказался рядом, сжал руками ее щеки.

      – Нельзя было тебе это рассказывать, – произнес он. – Никому не говори, особенно Сильвестру.

      – Ты видел это, когда тебе было шесть, и никому не рассказал?

      Он зло рассмеялся.

      – Дьявола не пугают ангелы, которые убивают кошек, Фенхель.

      – Энтони, пожалуйста, ты когда-нибудь перестанешь? Ты не дьявол, ты не убийца и уж подавно не тот человек, который бессмысленно мучит животных. Если бы не твоя нога, ты мог бы подняться на гору и сказать ей: «Привет, гора, я – Энтони Флетчер. Я строю корабли, меня любит девушка по имени Фенхель Клэпхем, и я люблю мир больше, чем готов в этом признаться».

      – Если бы я захотел, моя дурацкая нога не помешала бы мне, – возмутился он.

      Фенелла была рада, что убитые кошки и дьявол были позабыты.

      – Ну ладно. Если твоей гордости от этого легче, я признаю: ты можешь одолеть гору, но не хочешь.

      – Нет, не хочу. – Довольный собой, он вздохнул.

      – А