В объятиях порочного герцога. Александра Хоукинз

почти ласково отозвался герцог. В этот момент он как раз увидел знакомый профиль. – Прекрасно! Его-то я и искал!

      – Ты о ком? – Норгрейв бросил взгляд в том же направлении.

      Мужчина, о котором шла речь, почувствовал, что на него смотрят, и в свою очередь окинул взглядом толпу. Скоро он, заметив наших джентльменов, помахал в знак приветствия.

      – Джеспер! – Тристан кивнул и жестом показал, что хотел бы побеседовать за пределами бального зала. – Мне все же удалось уговорить графа продать своего призового скакуна.

      – В это я не поверю. Признавайся, что у вас с ним за дела.

      – Никаких дел, помимо того, о котором я упомянул, – со смешком возразил Тристан.

      Многие представители знати, включая Норгрейва, желали приобрести этого скакуна.

      – Врешь! Джеспер так трясется над своими лошадьми, словно сам произвел их на свет!

      – Отвратительное и безосновательное предположение, – промолвил Тристан, думая о том, что за подобные инсинуации можно угодить под суд, а то и на виселицу. – Ты просто завидуешь, потому что он принял мое предложение, а не твое.

      – Я просто умираю от зависти! – легко согласился Норгрейв. – Неужели я не говорил раз сто, что ненавижу тебя за твою треклятую везучесть?

      – Не сто, а тысячу раз. И все-таки сомнительно, что мы поссоримся из-за лошади.

      Норгрейв помотал головой.

      – Или из-за женщины. Их много, и ни одна не стоит того, чтобы ради нее потерять друга.

      – Совершенно с тобой согласен.

      Тристан знал: невзирая на разницу в характерах, в трудной ситуации он может рассчитывать на Норгрейва.

      – Я найду тебя, когда закончу свои дела с Джеспером.

      – И сколько ты предложил ему за эту лошадь, Тристан? Готов поспорить, целое состояние!

      – Не скажу, – бросил Тристан уже на ходу. – Я не дам тебе шанса увести этот кусок первоклассной конины прямо у меня из-под носа!

      Смех Норгрейва едва ли не заглушил музыку. Тристан же направился к той двери, через которую Джеспер вышел из зала.

      Вечер начался не так приятно, как хотелось бы. Имоджен пыталась стоять смирно, однако то и дело посматривала через плечо на служанку, пришивавшую оторванное кружево к юбке.

      – Неужели все столь печально? Если я немедленно не вернусь в зал, нотациям матушки не будет конца, – пожаловалась она.

      Неприятность случилась, когда они танцевали с лордом Эшером. Граф наступил ей на платье, и чуть ли не фут кружевного волана остался лежать на полу.

      – Печально, но поправимо, миледи, – утешила ее горничная. Она не подняла головы от шитья, поэтому Имоджен видела только ее макушку в белом чепце. – Когда я закончу, никто и не подумает, что на вашем прекрасном платье была прореха.

      – Господи, какое облегчение! – чуть слышно пробормотала Имоджен. – Лорд Эшер предложил заплатить за испорченный наряд, однако унизительно уже то, что он считает меня пусть хорошенькой, но разиней!

      «Пока мы в Лондоне, изволь создавать о себе только благоприятное впечатление!» – часто напоминала ей матушка.

      Служанка