Как переводить сонеты Шекспира. Краткое практическое руководство. Юрий Лифшиц

внутренней структуры (архитектоники) шекспировского сонета. Или обращают, но за отсутствием соответствующей техники стихосложения неспособны воспроизвести эти особенности в собственных версиях. Практически каждый катрен в СШ представляет собой законченное предложение, и Ш в своей лирике не так уж часто отходит от этой линии своего поэтического существования. Порой весь сонет является одним предложением, и оно, естественно, оказывается довольно сложным, запутанным синтаксически, посему зачастую весьма трудно не только внятно передать содержание СШ, но и адекватно понять его. К сожалению, многие ПСШ, создавая свои варианты, пренебрегают этим наиважнейшим аспектом структурной характеристики СШ.

      Борясь с содержанием того или иного сонета и в конце концов одолев его с той или иной степенью достоверности, переводчики либо не хотят, либо не могут как следует позаботиться о соответствующей форме, в которую упаковано это содержание. Вот примеры.

      Фрадкин (СШ-15, первый катрен):

      Мир – это сцена: судьбы на мгновенье

      Выходят чередою на помост,

      И – промелькнет прекрасное виденье

      Под строгим оком всемогущих звезд.

      В оригинале данная строфа состоит из одного предложения (в сущности весь этот сонет – одно предложение), и его переводчик неизвестно зачем расчленяет на три: 1. «Мир – это сцена»; 2. «судьбы на мгновенье / Выходят чередою на помост»; 3. «И – промелькнет прекрасное виденье / Под строгим оком всемогущих звезд». Но разрушив форму СШ, Фрадкин не мог не расплескать и его содержания. Сравните с подстрочником:

      Когда я думаю, [что] все растущее

      пребывает безупречным не более мгновенья;

      что [на] этой гигантской сцене не идет ничего, кроме спектаклей,

      о которых рассуждают звезды, тайно влияя [на них].

      Сравнение не в пользу рифмованного и пятистопного варианта. То же самое можно проследить на примере Тарзаевой. Подстрочник первой строфы СШ-118, уже упоминавшейся в связи с нею, гласит:

      Так же, как мы ради обострения нашего аппетита,

      острыми приправами раздражаем полость рта,

      [точно] так же ради предотвращения сокрытой [в нас] хвори,

      мы, очищая [организм], заболеваем, чтобы предотвратить болезнь.

      А вот что из всего этого сооружает переводчица:

      На остренькое тянет нас подчас,

      Чтоб аппетит улучшить. Пьем отраву,

      Лишь немощь плоти отпустила б нас.

      Клин клином вышибаем, быть бы здраву.

      И здесь напрочь изничтоженная форма СШ (вместо одного предложения три) фактически истребила его содержание: взамен «болезнетворного очищения» «отрава», от которой вообще-то умирают; взамен «сокрытого недуга» «немощь плоти», что далеко не одно и то же и пр. А в ответ на целиком и полностью сочиненную Тарзаевой четвертую строчку, отсутствующую у Ш, так и хочется воскликнуть