Закон оружия. Сергей Дышев

навоевался? Что нужно непременно закончить свой путь именно на таком вот простреливаемом поле, черт знает где, с дыркой в жизненно важной голове или другом органе…

      Искры летели из костра к небу и звездам, может, хотели соединиться с ними, чтобы замереть и тоже стать вечными и неприступными?

      Вдруг что-то вспыхнуло и затрещало на моей голове, люди бросились тушить, стуча меня по голове. Я еле вырвался из-под града ударов, сорвал шапку и в три приема, ударами об землю погасил ее. Резко завоняло. Засмотрелся, видите ли, на небо – попал под искру – и возгорелось пламя… Остатки североамериканского енота пахли жженой шерстью. Я стряхнул пепел. Осталось некое лысое пространство с дурным запахом, который теперь будет преследовать меня еще долгие годы. Мне стали сочувствовать, спрашивали, как звали пострадавшее животное. «Сейчас начнут вспоминать историю молодой девушки, КОТОРАЯ СУШИЛА ВОЛОСЫ НАД ГАЗОВОЙ ПЛИТОЙ», – понял я. Так оно и случилось. Я не стал дослушивать – конец был предрешен, поплелся в автобус. Штаны придется сушить на себе.

      Следующее решение возникло внезапно. Я схватил «дипломат», выскочил на улицу.

      – Володька, ты куда? – окликнул меня Саня Иванов.

      – Да тут… к москвичам схожу, – замешкался я с ответом, не ожидая, что на мой уход кто-то обратит внимание.

      – Вещи-то оставь…

      – Ну я, может, у них поселюсь. А то вас стесняю.

      – Ну ты брось это… – сурово заметил Сашка Черный. – У нас т а к и е вещи не приняты.

      Я согласился, но все равно улизнул. И отправился не к каким ни москвичам, а прямиком в село. Но рванул не через позиции, а взял резко правее, через кусты да камыш. Заходящее солнце освещало мой торный путь, я переправился через два арыка, умудрившись не промочить ноги, на третьем провалился. Черные окна села следили за неясной фигурой с чемоданчиком – заблудившийся школьный учитель; я ощутимо чувствовал, как прорезь прицельной планки совмещалась с мушкой и моей головой. Я двинул по центральной улице, жизнерадостно разминая грязь. От стены ближайшего дома отделились двое в черных масках.

      – Стой!

      Они заставили меня встать у стены, упереть в нее лапы.

      – Чего тебе здесь надо? – спросили они, тщательно изучив мое редакционное удостоверение.

      – Поговорить с Шамилем.

      В неровных прорезях масок глаза боевиков были почти волчьи. Возможно, это свойство черного цвета.

      – Пошли. Если он согласится… А если нет – тебя все равно придется шлепнуть.

      И меня слегка подтолкнули, словно я сопротивлялся.

      Дешевые понтовики…

      Я захлюпал по грязи мертвой улицы. Уже совсем стемнело. Было жутко от мысли, что люди, которые шли за мной, в своей борьбе подписались на смертный приговор, и теперь, когда жизнь вроде бы закончилась, в самоотречении для них уже не существовало ни законов, ни морали, ни правил…

      Возможно, они считали себя непревзойденными героями, видели себя в раю, как и подобает храбрейшим воинам Аллаха…

      Меня