Закон оружия. Сергей Дышев

мести?

      – Не знал. А если б кто сказал – не поверил… – Что еще я мог сказать одному из своих лучших сержантов?

      – Возможно. Но как вы можете доказать, что не засланы КГБ?

      Я отметил, что голос у моего Шомы-Шамиля стал другим. Голос человека выдает его возраст и характер. Теперь Раззаев мог только угрожать.

      – Я давно уволился. Да и погранвойска теперь не входят в ФСБ.

      Я нес полную ерунду, оправдывался перед бывшим подчиненным, для которого был богом. Но времена меняются, с богов осыпается позолота. Совершенно чужой человек, террорист Раззаев был хозяином положения.

      – Вот как? – позволил он себе усмехнуться.

      Я протянул ему удостоверение газеты.

      – Садитесь, – предложил он и стал изучать мой документ.

      – Благодарю. – Я не стал садиться. Меня тошнило от этой ситуации. Знал бы, что ровно через семь лет произойдет подобное, что гонористый Шома, которого дрючил за вывихи в командирской практике, будет допрашивать меня, развалясь на подушках?.. А хотя что бы мог сделать: послать на мины, превратить его воспитание в единый непрерывный процесс? Тогда все мы были другими, а национальные гены еще дремали…

      Видно, что-то шевельнулось в Раззаеве. Он поднялся, за ним вскочили другие боевики.

      – Неужто думаешь, что твой бывший командир унизится до того, чтобы жалко врать перед подчиненным? Ты забыл Афган, ты забыл наше фронтовое братство, ты безвозвратно изменился.

      – Оставьте нас двоих! – негромко приказал Раззаев.

      Когда все вышли, Шамиль, нахмурившись, выдавил:

      – Простите меня, Владимир Иванович. Я не наглец, как вы думаете, хоть и не предложил сесть своему командиру. Ничего я не забыл. Просто многое изменилось. Вы сами это знаете. Знали бы вы, как мне сейчас нелегко… А вы всегда понимали меня…

      В какой-то момент мы чуть не шагнули в объятия друг другу. Но я не сделал первого шага.

      – Очень странно видеть тебя в этой роли. Ты был храбрым бойцом. Зачем тебе нужно испытывать смелость в этом гнусном деле? Тебя не выпустят живым. Поверь мне…

      – У меня своя вера! – жестко оборвал меня Шамиль. – Мне тоже странно видеть вас в этой роли. Журналистам не доверяю… Спрашивайте, что хотели для вашей газеты, раз пришли.

      – Газета подождет! – перебил я его напористую деловитость и почувствовал, как он подобрался, знать, вспомнил, сколько металла в моем голосе приходится на одну команду. Рефлекс солдата на голос командира – это остается на всю жизнь. – Я не собираюсь вести с тобой переговоры. Но скажи мне, ты вымазался по уши в крови, перестрелял мирных людей, взял заложников, – что ты этим доказал?

      Шамиль полыхнул взглядом:

      – Это был единственный шаг, последнее средство. Иначе мы не можем отомстить за страдания нашего народа, остановить федералов. Москва хочет сделать нас рабами…

      – Остановись, что ты говоришь? Я в Афгане хотел сделать тебя рабом?

      Пропагандистские штампы выключают или сознание, или выдержку.

      – При