Правила склонения личных местоимений. Катя Райт

знать, как решать вопросы без применения силы». И я так живо себе это представляю, что не могу сдержаться и начинаю ржать.

      – Что ты смеешься, Веригин? – повышает голос Елена Петровна. – Что я такого смешного сказала?

      Я пытаюсь успокоиться, но ее слова еще больше меня смешат. И почему учителя всегда думают, что дети смеются именно над ними? Как будто весь мир крутится только вокруг них. Нет, на самом деле, мир крутится вокруг нас, а вы все совершенно скучные и серые. Вы все абсолютно не веселые и у вас нет чувства юмора, так что будьте уверены: над вами-то мы точно смеемся только в очень редких, исключительных, случаях. Но Елена Петровна все не может пережить мою радость.

      – Выйди из класса! – командует она. – Насмеешься, тогда приходи! Нечего мне урок срывать!

      Я быстро беру себя в руки и успокаиваюсь. Елена Петровна еще три раза очень строго и настойчиво повторяет, чтобы я вышел. И я понимаю – она не шутит. Я встаю, складываю тетрадь и ручку в сумку и выхожу.

      – Сумку можешь оставить, Веригин! – кричит мне вслед Елена Петровна.

      Я ничего не отвечаю. Понятно же, что возвращаться на урок я не собираюсь.

      Потом еще на большой перемене ко мне подходит Дашка Конкина. Она же теперь тоже жутко хочет узнать все обо мне. Вернее, не обо мне, конечно, а о том, что произошло. И она сразу же видит мой синяк. Он небольшой, так, скорее, ссадина в районе левой скулы, но внимание же все равно привлекает.

      – Ромка! – тянет Конкина. – Это он тебя так?

      – Нет, не он. – отвечаю.

      – Кто это был? Твой отец, да?

      – Нет. – я немного отворачиваюсь, чтобы она перестала уже протягивать руки к моему лицу.

      – А кто? Твой папа же в милиции работает?

      – И что? Он один что ли в милиции работает!

      – Ну кто это был? Что сказать трудно?! Это отец, да?

      – Нет! Говорю же, нет!

      – А кто? – Дашка прет как бульдозер.

      – Никто! – обрываю. – Сосед!

      – Ну прям!

      – Прям!

      – Чего он тогда к вам ломился? – недоумевает Конкина.

      – Напился, вот и крыша поехала! Да отстань ты от меня!

      Отец, конечно, не был пьян, но не думаю, что Дашка это заметила. Главное, чтобы отстала от меня. Вот они, последствия внезапного приступа жалости и порыва человеколюбия. Все это чревато вопросами. С Дашкой, вроде, разобрался. Хорошо, что она не такая приставучая. Хорошо, что ей, по большому счету, наплевать.

      Вечером я иду за Ксюшкой в детский сад. И тут тоже не обошлось без последствий родительского визита.

      Нина Сергеевна просит меня зайти к ней в кабинет, пока Ксюша одевается. Я тут же напрягаюсь. Я волнуюсь, уж ни ляпнула ли моя напуганная сестренка чего-нибудь про нашего папашу. Ну, думаю, если так, то сейчас придется импровизировать, придется на ходу что-то придумывать и шлифовать «официальную версию». Но напрасно я так плохо думаю о Ксюшке. Она настоящий партизан, только вот память у нее хорошая как и у меня, кстати, и схватывает