Государственная безопасность. Роман. Сергей Долженко

А если покладут, скажем, вместо «Пшеничной» бутыль шотландского виски или какое-нибудь бургундское… а? Как это будет сочетаться?

      Гадий Алексеевич совсем не пьяно оглядел слушателя и остался им недоволен.

      Урмас явно мучился, сидя на жестком стуле и с тревогой отшатываясь от стакана самогона…

      Оратор уныло и с долей брезгливости посмотрел на него, и в это время ненавистное оконце снова задребезжало от удара.

      Урмас сжался… и почти вслед за стуком торопливо вошла шальная Нинель в светлом летнем плаще нараспашку.

      – Кого я вижу! – усмехнулась она, небрежно кивнув инвалиду, и обращаясь к Урмасу: – Растлитель малолетних запивает свое горе стаканами водки… Фу, да это самогон!

      Сосед смутился, сгорбился.

      – Пойду я, – смущенно сказал он. – Заговорил вас…

      Поднялся, все как-то с неохотой. У выхода все же не стерпел и шепнул Урмасу:

      – Плохо. Очень плохо, когда на столе вместо нашей водки бургундское стоит… Не надо так делать. Не советую… И ей скажи…

      – Не буду, – легко согласился Урмас. С облегчением заперев за ним сени, вернулся и попытался открыть форточку или само окно. Пожухлая краска спеклась в щелях, дерево рамы крошилось под пальцами, и от досады он чуть не выбил стекла…

      – Оставь! – попросила Нинель. – В этой комнате надо аквалангистам жить, для тренировки. Набрать на улице свежего воздуха – и сюда… Кто меньше протянет, того в шею гнать.

      Урмас резко обернулся. Краснота полосой шла по его лицу.

      – Почему я должен жить как аквалангист? Почему я должен выбивать это окно, когда оно должно легко открываться? Зачем я примерно сижу, хожу, разговариваю, спрашиваю и отвечаю в том месте, в котором я себя никогда не представлял? Почему ко мне и без моего спроса приходят люди, которых я не хотел бы видеть и в страшных снах?

      Урмас запнулся, потому что Нинель беззвучно смеялась.

      – Ежик. Иголками внутрь, – сказала она, подошла и с необыкновенной мягкостью взъерошила ему волосы на затылке. Неведомое тепло пронизало Урмаса от макушки до пят. Даже больное подергивание в правом виске утихло…

      Она тут же неприятно дернула его за ухо:

      – Не кричи. Я сама легкая на крик. Мне даже кажется, что умру я так: вскрикну – и вся моя жизнь через этот крик и улетит…

      – Нин, иди домой, я устал.

      – Ладно. Как скажешь, начальник.

      Он помог ей одеться.

      – Тебя проводить?

      – Чего это ты спросил? Не надо… До завтра.

      Ох, сделать бы так, чтобы очень долго не наступало завтра. Или наступило бы, но другое завтра…

      Сполоснул в ведре стаканы, убрал со стола. Выдвинул из-под кровати чемодан, сложил вещи. Настольная лампа никак не помещалась, и пришлось её сунуть в сетку с продуктами.

      Поезд на Кустанай следовал через Тар-тары без пятнадцати час. Урмас вышел в начале первого. Но сначала он захотел