Государственная безопасность. Роман. Сергей Долженко

л сух и горек.

      Заявление на выписку покрывалось пятнами от потных пальцев, но в приемную заходить не хотелось – из открытых и подпертых шваброй дверей несло легким тошнотным запахом отсыревших за весну стен и половиц.

      – Эй, парень! – окликнули его из низкого оконца.

      Урмас вошел в полутемную комнату секретаря. Занавески истерто-розового цвета, неразборчивые портреты и плакаты на стенах… на сейфе стеклянный кувшин с мутной коричневой водой, в которой плавал обезображенный смертью цветок.

      Секретарь сидела за узким, как операционная кушетка, столом.

      – Что у тебя?

      – Выписаться надо, – подал он заявление.

      – Кому надо? Мне? – взяла бумагу, прочитала, вытащила из сейфа картотеку.

      – И куда ты собрался?

      – Домой.

      – Так, ты у нас молодой специалист. По направлению. Нет, выписать не могу.

      – Почему?

      – Пусть на заявлении директор школы распишется, что не возражает.

      – Но по закону его подпись не нужна, – заволновался Урмас, сознавая, что спорить с ней бесполезно, во-первых; во-вторых, директор скоро не распишется, если вообще распишется…

      – По какому закону? – подозрительно спросила она.

      – По союзному…

      – Вот езжай в свой Союз и выписывайся, – отрезала она и повернулась к окну – волоча за собой клубы желтой пыли, к поссовету подъехал остроносый «пазик». Заскрипел, застучал двигателем и смолк.

      Секретарь проворно вскочила и, забыв о нагловатом просителе, побежала на выход. Урмас вздохнул, поднялся. Зайти в школу требовалось и потому, что там лежал его диплом.

      Из автобуса выбрались двое милицейских и седенький, перепачканный глиной фельдшер. В салоне сидели рослые улыбающиеся девицы.

      Фельдшер кричал им:

      – Оставайтесь, дивчата, женихов у нас море!

      – Таких, как ты, что ли? – с хохотом отзывались те.

      – Нашли? – спрашивала секретарь милицейских.

      – Да, – лаконично ответил один, полный флегматичный казах. Урмас знал его – участковый Казарбаев.

      – На дамбе?

      – Под дамбой.

      Второй милицейский, русский капитан с белыми, точно у проваренной рыбы, глазами, приказал водителю:

      – Давай, Абишь, на Целинную сходи за родителями. Протокол опознания надо составить. А ты, Серафимовна, не суетись, проводи-ка лучше девчонок в столовую…

      – Ладно, Евгений Михайлович, я только одним глазком…

      Урмас, сам не зная почему, остановился у раскрытой двери «пазика» и неотрывно смотрел на кусок темно-зеленой клеенки, видневшийся сквозь мельтешение загорелых исцарапанных ног выпрыгивающих девиц.

      – У-у, бабоньки мои! – восклицал фельдшер. – Красавицы, комсомолки, аквалангистки…

      В автобусе Серафимовна запричитала:

      – Батюшки! Это кто ж такой гад отыскался? У нее же пол-лица съехало…

      Урмаса крепко схватили за локоть. Он дернулся от неожиданности и обернулся. Держал его капитан.

      – Вы кто такой?

      – Савойский. Урмас.

      – Помню, – медленно произнес капитан, хотя по его глазам нельзя было вывести, чего он помнит, чего нет. – Учитель, да?

      – Я недолго работал…

      – В вашем классе Гамлетдинова училась?

      – Галинка? – Урмас с ужасом посмотрел на автобус и торопливо сказал: – Я этот класс всего два дня вел.

      – Он вам нужен, Евгений Михайлович? – вмешалась секретарь.

      Капитан ей не ответил.

      – Значит, так, учитель, зайди сегодня в РОВД после обеда в двенадцатый кабинет.

      – Он седня выписаться хотел, – не утерпела Серафимовна.

      – Понял?

      – Да, конечно, – испуганно ответил Урмас, стараясь не смотреть на автобус. – Обязательно…

      И следом за аквалангистками пошел к центру поселка. Не выдержал, оглянулся. Оба милицейских с отрешенностью смотрели на него…

      Центр Тар-тар находился недалеко от своих окраин. Посередине асфальтовой площадки с роскошного гранитного постамента дешевенький гипсовый Ильич указывал рукой на два бело-кирпичных двухэтажных здания – райкома и райисполкома. За ними красноизвестковый барак почты со вдрызг разбитой входной дверью; а далее… а далее совсем ничего – одна степь с пылевыми облаками от машин и раскаленным, дрожащим небом, в которое, как две швейные иголки, упирались блестящие рельсовые пути…

      В правую сторону от Урмаса находилась типовая школа, окруженная кое-где орнаментной оградой из бетона. На участке белеющие прутики тополей весеннего посада, ржавые футбольные ворота… А дальше опять ничего, кроме знойного дрожания воздуха и степи – на тысячи непреодолимых километров. Налево гляделось веселей: два-три магазинчика, за которыми железная