Конь Рыжий. Алексей Черкасов

шумно казаки мало-помалу разбрелись. Остались комитетчики – Сазонов, Павлов, Крыслов, Карнаухов и Ларионов. Селестина отозвала Ноя в сторону, спросила:

      – Почему вы ничего не сказали про офицеров, которые потом пришли и кричали в окно?

      Ной тихо спросил:

      – Видела их?

      – Я? – запнулась Селестина. – Вы ж мне крикнули…

      – То и оно, не видела! И я прятался за заплотом да слушал, про что они гутарили.

      – Сказать же надо!

      – Погодь, не поспешай в рай, Селестина Ивановна, не приспело еще. Живые покуда. Кто будет свидетелем, окромя меня, что офицеры были здесь и такой-то вели разговор? Нету свидетелей! Стал быть, навет. На кого сыграет? На их сторону. За руку не схвачены – не воры. Вот эти, которых упокоили, схвачены. Да мертвые не дают показания!..

      – Но я должна сообщить о полковнике Дальчевском. Я его знаю. В девятьсот пятом году в Красноярске…

      – Командовал сотней карателей, – досказал Ной, оглядываясь на трибунальщиков. – А свидетели где? А может, тот был Иван Иванович, а этот – Мстислав Леопольдович!

      – ЧК затребует документы из жандармских архивов.

      – Откуда?

      – Из Красноярска.

      – Господи прости! До Бога далеко, до Красноярска еще дальше. Время ли? Тут момент играет. Ни лишнего слова, ни шагу в кусты. Огонь только разгорается – тушить надо умеючи. Сами могем сгореть. Вот эти казаки, какие прибежали сюда, за мной пойдут. А другие? А два полка в Петрограде? Куда они шатнутся? Офицерье у них верховодит. Запала ждут. То и оно! А что произойдет в Пскове завтра? Известно мне или тебе? Иди с ординарцем, чаю попей. Я тут останусь с трибунальцами и комитетчиками. Тебя сейчас спрашивать не будут.

      Ной даже и не заметил, как невзначай перешел в разговоре с Селестиной на «ты», чему и она, впрочем, не удивилась.

      Трибунальцы выслушали показания Ноя и Саньки, осмотрели место недавней трагедии, трупы, засаду Саньки, вымеряли шагами расстояние от полисадника до окна и от ворот ограды до убитого Дарлай-Назарова, приказали убрать тела и пошли в дом.

      Карпов закурил и поднес Ною портсигар:

      – Угощайтесь, Ной Васильевич.

      – Некурящий.

      – Из Минусинского уезда, слышал? Знаю ваши края – отбывал там ссылку. Вы меня не узнаете?

      Ной быстро взглянул в лицо говорящего: коренастый, узколицый, с бородкой – вроде не видывал.

      – Впервой вижу, извиняйте.

      – А я не забыл, как вы меня привязывали к бревнам салика перед Большим порогом. Забыли про Тоджу и Урянхай?

      – Господи помилуй! – ахнул Ной. – Земля-то, она круглая, выходит.

      – Выходит так. Но сейчас нам надо совместными усилиями удержать полк от восстания, а не салик с бревнами. Это немножко потруднее. На Дону восстали казаки, слышали?

      – А как в Брест-Литовске? – спросил Ной.

      – Пока ничего определенного. Немцы затягивают переговоры.

      Вызвали Дальчевского и Мотовилова. Как же они возмущались преступлением офицеров!