Дерево на крыше (сборник). Виктория Токарева

и думала: у нее родится сыночек, у него будет такая же фигура, такие же медовые глаза.

      – Сделай аборт, – попросил Александр.

      – Какой аборт… Мне через три месяца рожать. Он уже живой.

      – Бывают преждевременные роды, – настаивал Александр.

      Вера молчала. Потом спросила:

      – Чего ты боишься? Мне денег не надо. Я и сама его прокормлю.

      – Я не хочу, чтобы мои дети росли на стороне.

      – Мне скоро сорок. Я должна успеть родить. Иначе я останусь без детей, как огурец-пустоцвет.

      – Роди от кого-нибудь другого.

      – У меня нет другого. Я тебя люблю. Я хочу твоего ребенка.

      – Ты глухая, – сказал Александр.

      – Это ты глухой. Ребенок уже шевелится, бьется пяточками. Я уже люблю его.

      – Если ты не сделаешь аборт, я сейчас разбегусь и разобью себе голову. Вот об эту сосну. – Александр показал на мощное дерево с розовым стволом.

      – Твоя голова, делай что хочешь, – ответила Вера и отвернулась.

      Александр стоял и слушал себя. Потом вдруг сорвался с места, разбежался и ударился о сосну всем телом, лицом и головой.

      Очнулся в сельской больнице.

      Был слышен рев взлетающих самолетов. Значит, рядом находился аэродром.

      Вера сидела возле кровати со скорбным лицом овцы и держала его за руку. Вера страдала.

      Александру стало стыдно: зачем он мучает беременную Веру, при этом беременную его ребенком? Значит, он мучает их обоих. Подлец, в сущности.

      Александр страдальчески сморщился. Болело все: бок, лицо, голова. Его тошнило, и рвотные позывы тоже вызывали боль.

      Вера поила его боржоми из стаканчика, обтирала ваткой лоб. Она делала все, чтобы облегчить его страдания, но при этом была несокрушима как скала. Александр мог стучаться головой о стену, стреляться, вешаться. Вера не услышит. Она сделает все так, как задумала. Александр чувствовал себя кроликом, которого жует крокодил и при этом плачет. Крокодиловы слезы. Александр понимал, что им воспользовались как кроликом. И протест поднимался из глубины души, как тошнота.

      Рожала Вера тяжело. Врачи называли ее «старая первородящая». Трудно было всем: и Вере, и врачам, и ребенку. Пришлось применить щипцы. Щипцы были похожи на орудие инквизиции.

      Ребенок оказался мальчиком.

      Вера глянула на него и влюбилась. И зарыдала от ужаса, что его могло не быть вовсе. Вдруг бы Александр уговорил… Она плакала от мыслей, что ребенка не хотели, и эта тема обсуждалась, пусть даже односторонне. Вера смотрела на свое чадо. Он вдруг смешно сморщился и чихнул. Как настоящий. Он и был настоящий, только еще очень маленький, в самом начале своей жизни. – Счастье… – тихо проговорила Вера.

      Мальчик не услышал. Он спал. Набирался сил.

      Александр в это время находился на Крайнем Севере. Снимал фильм о полярниках.

      Было холодно, и очень холодно. Грелись разведенным спиртом.

      Александр постепенно превращался в сильно пьющего трудоголика. Он умел только пить и работать. А жить он не умел. Вернее, это и была его