Воскресшие боги (Леонардо да Винчи). Дмитрий Мережковский

взглянул, и как ни был поглощен созерцанием богини, заметил лицо одного из них. Выражение холодного, спокойного внимания и проникновенного любопытства, с которым незнакомец рассматривал Венеру и которое было так противоположно тревоге и смущению самого Джованни, – поразило его. Не подымая глаз, прикованных к статуе, все время чувствовал он за спиной своей человека с необыкновенным лицом.

      – Вот что, – произнес мессер Чиприано после некоторого раздумья, – вилла в двух шагах. Ворота крепкие, какую угодно осаду выдержат…

      – И то правда! – воскликнул обрадованный Грилло. – Ну-ка, братцы, живее, подымайте!

      Он заботился о сохранении идола с отеческой нежностью.

      Статую благополучно перенесли через Мокрую Лощину.

      Едва переступили за порог дома, как на вершине Мельничного Холма появился грозный облик отца Фаустино с поднятыми к небу руками.

      Нижняя часть виллы была необитаема. Громадный зал, с выбеленными стенами и сводами, служил складом земледельческих орудий и больших глиняных сосудов для оливкового масла. Пшеничная солома, сваленная в углу, золотистою копною громоздилась до потолка.

      На ту солому, смиренное сельское ложе, бережно положили богиню.

      Только что все успели войти и запереть ворота, как послышались крики, ругательства и громкий стук в ворота.

      – Отоприте, отоприте! – кричал тонким, надтреснутым голосом отец Фаустино. – Именем Бога живого заклинаю, отоприте!..

      Мессер Чиприано по внутренней каменной лестнице поднялся к узкому решетчатому окну, находившемуся очень высоко над полом, оглянул толпу, убедился, что она не велика, и с улыбкой свойственной ему утонченной вежливости начал переговоры.

      Священник не унимался и требовал, чтобы отдали идола, которого, по словам его, откопали на кладбищенской земле.

      Консул Калималы, решив прибегнуть к военной хитрости, произнес твердо и спокойно:

      – Берегитесь! Нарочный послан во Флоренцию к начальнику стражи, и через два часа будет здесь отряд кавалерии: силой никто не войдет в мой дом безнаказанно.

      – Ломайте ворота, – воскликнул священник, – не бойтесь! С нами Бог! Рубите!

      И, выхватив топор из рук подслеповатого рябого старичка с унылым, кротким лицом и подвязанной щекой, ударил в ворота со всего размаха.

      Толпа не последовала за ним.

      – Дом[6] Фаустино, а дом Фаустино, – шепелявил кроткий старичок, тихонько трогая его за локоть, – люди мы бедные, денег мотыгою из земли не выкапываем. Засудят – разорят!..

      Многие в толпе, заслышав о городских стражниках, думали о том, как бы улизнуть незаметно.

      – Конечно, если бы на своей земле, на приходской, – другое дело, – рассуждали одни.

      – А где межа-то проходит? Ведь по закону, братцы…

      – Что закон? Паутина: муха застрянет, шершень вылетит. Закон для господ не писан, – возражали другие.

      – И то правда! Каждый в земле своей владыка.

      В то время Джованни по-прежнему глядел на спасенную Венеру.

      Луч раннего солнца проник в боковое окно,

6

Дом (сокращ. от лат. dominus – господин) – обращение к членам некоторых монашеских орденов.