Воскресшие боги (Леонардо да Винчи). Дмитрий Мережковский

песнь люблю

      И латинских граций, —

      Если ж пью, то и пою

      Лучше, чем Гораций.

      В сердце буйный хмель шумит,

      Dum vinum potamus[3], —

      Братья, Вакху пропоем:

      Те Deum laudamus![4]

      Закашлялся и не кончил.

      В комнате уже было темно. Джованни с трудом различал лицо собеседника.

      Дождь пошел сильнее, и слышно было, как частые капли из водосточной трубы падают в лужу.

      – Так вот как, монашек, – бормотал Мерула заплетающимся языком. – Что, бишь, я говорил? Жена у меня красавица… Нет, не то. Погоди. Да, да… Помнишь стих:

      Tu regere imperio populos, Romane, memento[5].

      Слушай, это были исполинские люди. Повелители вселенной!..

      Голос его дрогнул, и Джованни показалось, что на глазах мессера Джорджо блеснули слезы.

      – Да, исполинские люди! А теперь – стыдно сказать… Хоть бы этот наш герцог миланский, Лодовико Моро. Конечно, я у него на жалованье, историю пишу наподобие Тита Ливия, с Помпеем и Цезарем сравниваю зайца трусливого, выскочку. Но в душе, Джованни, в душе у меня…

      По привычке старого придворного он подозрительно оглянулся на дверь, не подслушивает ли кто-нибудь, – и, наклонившись к собеседнику, прошептал ему на ухо:

      – В душе старого Мерулы не угасла и никогда не угаснет любовь к свободе. Только ты об этом никому не говори. Времена нынче скверные. Хуже не бывало. И что за людишки – смотреть тошно: плесень, от земли не видать. А ведь тоже нос задирают, с древними равняются! И чем, подумаешь, взяли, чему радуются? Вот, мне один приятель из Греции пишет: недавно на острове Хиосе монастырские прачки по заре, как белье полоскали, на морском берегу настоящего древнего бога нашли, тритона с рыбьим хвостом, с плавниками, в чешуе. Испугались дуры. Подумали – черт, убежали. А потом видят – старый он, слабый, должно быть, больной, лежит ничком на песке, зябнет и спину зеленую чешуйчатую на солнце греет. Голова седая, глаза мутные, как у грудных детей. Расхрабрились, подлые, обступили его с христианскими молитвами, да ну колотить вальками. До смерти избили, как собаку, древнего бога, последнего из могучих богов океана, может быть, внука Посейдонова!..

      Старик замолчал, уныло понурив голову, и по щекам его скатились две пьяные слезы от жалости к морскому чуду.

      Слуга принес огонь и закрыл ставни. Языческие призраки отлетели.

      Позвали ужинать. Но Мерула так отяжелел от вина, что его должны были отвести под руки в постель.

      Бельтраффио долго не мог заснуть в ту ночь и, прислушиваясь к безмятежному храпу мессера Джорджо, думал о том, что в последнее время его больше всего занимало, – о Леонардо да Винчи.

      IV

      Во Флоренцию приехал Джованни из Милана, по поручению дяди своего, Освальда Ингрима, стекольщика, чтобы купить красок, особенно ярких и прозрачных, каких нельзя было достать нигде, кроме Флоренции.

      Стекольщик-живописец, родом из Граца, ученик знаменитого страсбургского мастера Иоганна Кирхгейма, Освальд Ингрим, работал над окнами северной ризницы Миланского

3

Упиваясь вином (лат.).

4

Тебя, Бога, хвалим! (лат.).

5

Римлянин, помни, что ты управляешь народом (лат.).