Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями. Сельма Лагерлёф

он увидел серый комочек шерсти с реденьким, как метелочка, хвостиком. Это был Тирле. Он сидел на тоненькой веточке, вцепившись в нее всеми четырьмя лапками, и так дрожал со страху, что ветка раскачивалась под ним, точно от сильного ветра.

      Нильс поймал кончик ветки и, как на канате, подтянул к себе Тирле.

      – Перебирайся ко мне на плечи, – скомандовал Нильс.

      – Я боюсь! Я упаду! – пропищал Тирле.

      – Да ты уже упал, больше падать некуда! Лезь скорее! Тирле осторожно оторвал от ветки одну лапу и вцепился в плечо Нильса. Потом он вцепился в него второй лапой и наконец весь, вместе с трясущимся хвостом, перебрался на спину к Нильсу.

      – Держись покрепче! Только когтями не очень-то впивайся, – сказал Нильс и, сгибаясь под своей ношей, медленно побрел в обратный путь. – Ну и тяжелый же ты! – вздохнул он, выбравшись из чащи кустарника.

      Он остановился, чтобы немного передохнуть, как вдруг знакомый скрипучий голос затрещал прямо у него над головой:

      – А вот и я! Вот и я!

      Это была длиннохвостая сорока.

      – Что это у вас на спине? Очень интересно, что это вы несете? – стрекотала сорока.

      Нильс ничего не ответил и молча направился к сосне. Но не успел он сделать и трех шагов, как сорока пронзительно закричала, затрещала, захлопала крыльями.

      – Разбой среди бела дня! У белки Сирле похитили бельчонка! Разбой среди бела дня! Несчастная мать! Несчастная мать!

      – Никто меня не похищал – я сам упал! – пискнул Тирле.

      Однако сорока и слушать ничего не хотела.

      – Несчастная мать! Несчастная мать! – твердила она. А потом сорвалась с ветки и стремительно полетела в глубь леса, выкрикивая на лету все одно и то же:

      – Разбой среди бела дня! У белки Сирле украли бельчонка! У белки Сирле украли бельчонка!

      – Вот пустомеля! – сказал Нильс и полез на сосну.

7

      Нильс был уже на полпути, как вдруг услышал какой-то глухой шум.

      Шум приближался, становился все громче, и скоро весь воздух наполнился птичьим криком и хлопаньем тысячи крыльев.

      Со всех сторон к сосне слетались встревоженные птицы, а между ними взад и вперед сновала длиннохвостая сорока и громче всех кричала:

      – Я сама его видела! Своими глазами видела! Этот разбойник Нильс унес бельчонка! Ищите вора! Ловите его! Держите его!

      – Ой, я боюсь! – прошептал Тирле. – Они тебя заклюют, а я опять упаду!

      – Ничего не будет, они нас даже не увидят, – храбро сказал Нильс. А сам подумал: «А ведь и верно – заклюют!»

      Но все обошлось благополучно.

      Под прикрытием веток Нильс с Тирле на спине добрался наконец до беличьего гнезда.

      На краю дупла сидела белка Сирле и хвостом вытирала слезы.

      А над ней кружилась сорока и без умолку трещала:

      – Несчастная мать! Несчастная мать!

      – Получайте вашего сына, – тяжело пыхтя, сказал Нильс и, точно куль муки, сбросил Тирле в отверстие дупла.

      Увидев Нильса, сорока замолчала на минуту, а потом решительно тряхнула головой и застрекотала еще громче:

      – Счастливая