Железный Хромец. Михаил Попов

рядом лошадях и в просвет между кибитками наблюдали за противником.

      – Если бы Аллах шепнул мне на ухо, что среди этих чагатаев скрывается Ибрагим, клянусь тем, кто бы мне это шепнул, я бы дрался с ними впятеро злее!

      Тимур ничего не ответил на страстное замечание названого брата. Он не любил красивых слов и цветистых выражений, он думал не теми понятиями, которые можно сыскать в свитке поэта.

      Прискакал Мансур и доложил: все уже мокрое и кибитки более напоминают лодки, чем что-либо другое.

      – Лейте, лейте, – прикрикнул Хуссейн, – лучше сражаться посреди болота, чем посреди пожарища.

      Тимур осторожно положил ему руку на плечо, успокаивая горячность военачальника:

      – Если вылить воды слишком много, наши лошади потонут в грязи, ничего нет страшнее, поверь.

      Хуссейн отвернулся. Мысль была слишком очевидной, но ему не хотелось проигрывать спор в присутствии этого самоуверенного нукера.

      – Пошли! – послышались крики и справа и слева.

      Кожаные ведра полетели наземь, воины бросились к оставленным в специально подобранных местах лукам.

      Тимур снял с колен свой железный остроконечный сеистанский шлем и покрыл им голову.

      Как и предполагалось, первая волна несла на струнах своих луков дымящиеся стрелы, отчего над скачущими поднялась темная дымка. Вместе с этой дымкой первую полусотню сопровождал характерный визг, всегда сопутствующий атаке степной конницы. Сердца русичей, мадьяров, грузин, иранцев, китайцев обливались нестерпимым холодом, стоило ему повиснуть в воздухе. Люди Тимура и Хуссейна и сами могли кричать подобным образом, поэтому остались совершенно спокойны.

      Не доходя примерно сотни шагов до колесной крепости, чагатаи по команде сотника сделали дымящийся залп. Через мгновение затрещали деревянные борта кибиток, глухо вздрагивали шкуры, которыми были обтянуты верхние каркасы. Ни одна стрела не пропала даром. Монгольские воины, у кого бы на службе они ни находились, стрелять из лука умели как никто в мире.

      Полусотня поджигателей не могла остановиться сразу, еще несколько десятков шагов она летела вперед, прежде чем, погасив часть инерции, стала забирать влево, подставляя свои бока под стрелы защищающихся.

      Стрелы чагатаев бессильно шипели в мокром дереве и влажных шкурах, стрелы людей Тимура и Хуссейна со свистом ударили в гущу разворачивающихся всадников. Один залп, второй. После второго Тимур скомандовал:

      – Стой!

      И правильно сделал: чагатаи уже скакали обратно, попасть в них теперь было трудно, а стрелы приходилось беречь.

      Первая атака людей услужливого хорезмийского правителя закончилась полным провалом. Десятка полтора всадников и пять-шесть лошадей корчились на холодном песке. Уносящаяся обратно рать потеряла по дороге еще двоих, пытавшихся некоторое время удержаться в седлах.

      – Сейчас они будут думать, – сказал Тимур, пристально глядя в сторону противника.

      – Думаешь, они не