Бал жертв. Понсон дю Террайль

плечами, презрительная улыбка скользнула по его губам. Президент сделал знак, занавес в глубине залы приподнялся, как в театре, и Баррас, как ни был храбр, а отступил.

      Он отступил, бледный, с окаменевшим лицом, лишь капли пота на лбу выдали его волнение.

      В глубине залы на подмостках футов в шесть вышины стояла гильотина, а на платформе – человек, замаскированный, как и судьи, но в рубашке и с голыми руками.

      Это был палач.

      – Гражданин Баррас, – сказал тогда президент, от которого не укрылось волнение директора, – в последний раз подумайте!

      Но Баррас выпрямился, гордая улыбка появилась на его губах, и он благородно откинул голову назад.

      – Имею честь повторить вам, господа, – сказал он, – что вы хорошо сделали, напомнив мне, что я дворянин…

      Каднэ и Машфер, не предвидевшие этой развязки, переглянулись с изумлением. Президент прибавил:

      – Когда так, граф, если вы хотите умереть как христианин, то пора… между нами есть священник, и он отпустит ваши грехи…

      Один из замаскированных встал и спокойно сделал к Баррасу шаг, но в ту же минуту дверь залы отворилась и вошла женщина.

      При виде этой женщины Баррас почувствовал, что душевные силы оставляют его, и провел рукой по мокрому лбу.

      VII

      Вошедшая женщина была та несчастная и прекрасная маркиза де Валансолль, жена без мужа, мать без детей, которую Баррас любил в молодости и на которой должен был жениться.

      Она была бледна и печальна, но ее глаза сверкали необыкновенной решимостью.

      – Остановитесь! – сказала она.

      Повелительным взглядом обвела она всех этих людей.

      – Не нам, – прибавила маркиза, – не нам, жертвам, не нам, гонимым, выказывать себя неумолимее наших палачей.

      Она стала перед Баррасом как бы для того, чтобы защитить его своим телом.

      – Пока я жива, – сказала она, – вы не отнимете жизнь у этого человека!

      – Маркиза, – сказал президент трибунала, осудившего Барраса, – если мы помилуем этого человека, он всех нас отправит на эшафот.

      – Голова уже не держится на плечах, – прибавил Машфер.

      – И моя качается, – заключил Каднэ.

      За маркизой вошел мужчина, тот старичок, на котором был жилет из человеческой кожи.

      – Граф, – сказал он, – кавалер д’Эглемон, ваш друг, дал мне одно поручение, прежде чем взошел на эшафот.

      Баррас замер.

      – Он хотел, – продолжал Суше, – чтобы я когда-нибудь добрался до вас и уговорил сделаться опять верноподданным короля.

      Директор пожал плечами. Президент продолжал, обращаясь к маркизе де Валансолль:

      – Гражданин Баррас осужден.

      – Но он не умрет, – возразила маркиза.

      – Он отказался от наших предложений… – сказал Каднэ.

      – Если мы оставим его в живых, мы сами умрем, – прибавил Машфер.

      – Господа, – сказал, в свою очередь, Баррас, целуя руку маркизы, – вы меня осудили и хорошо сделали.

      – А! Ты сознаешься! – вскричал Машфер.

      – Потому как если