Унция надежды. Софи Джексон

эти чирк-чирк в блокноте.

      – Макс, вам станет легче, если вы согласитесь поговорить об этом. – Эллиот сделал несколько глотков из своей неизменной кружки с эмблемой бейсбольного клуба «Филадельфия Филлис».

      Интересно, что у него налито в кружку? Кофе? Или что-нибудь покрепче: скажем, виски или коньяк? Макс сейчас не отказался бы от хорошего глотка «Джека». Глядишь, и беседа потекла бы легче.

      – Все было как раньше, – пробормотал Макс, сопровождая слова медленным выдохом.

      Взгляд Эллиота потеплел.

      – Лиззи, – тихо произнес он.

      От двух этих слогов Максу сильно сдавило грудь.

      – Расскажите, – ненавязчиво попросил Эллиот. – Все, что сможете. Расскажите.

      Трудно сказать, что именно пробило брешь в эмоциональной броне Макса. Возможно, на него подействовали мягкие уговоры Эллиота. Или сработало желание показать, что он способен выбраться из кокаиновой ямы. Наверное, не последнюю роль сыграло желание не подвести Картера, продолжавшего верить в него. Мало-помалу Макс стал рассказывать Эллиоту о вечеринке, где впервые увидел Лиззи, но не посмел с ней заговорить, поскольку струсил. Следом он рассказал о взбучке, которую ему устроили Картер и Райли. Оба не могли понять, почему за две недели он так и не удосужился ей позвонить, хотя ужасно хотел ее видеть. Дико, отчаянно, жутко хотел. Потребность видеть Лиззи тогда его просто доконала. Но и сейчас, по прошествии времени, ничего не изменилось.

      В общем, он наконец решился набрать цифры, записанные на мятом клочке бумаги, что лежал у него в кармане еще с той вечеринки. Лиззи явно обрадовалась его звонку. Он это понял по ее нежному, страстному голосу. Потом они встретились в кегельбане, где Лиззи обыграла его почти на пятьдесят очков и разрешила себя поцеловать. Этот поцелуй, ее губы…

      …Макс едва дышал. Воспоминания не просто сдавливали ему грудь. Они обрушивались и яростно, неумолимо молотили его. Бешено бьющееся сердце стало похожим на мотор, охваченный огнем. Поле зрения резко сузилось. Остатками разума Макс сознавал: нужно поскорее убраться из кабинета, однако ноги не слушались. И боль, эта нестерпимая боль в груди. Макс принялся массировать грудь. Наверное, у него сердечный приступ. Макс попытался сказать об этом Эллиоту, но не мог выдавить ни слова.

      Макс даже не видел, как Эллиот очутился рядом с его стулом. Психотерапевт стоял на коленях, крепко держа его за руку и уговаривая дышать как можно глубже. Макс ощущал пальцы Эллиота, однако был не в состоянии ответить. Его охватила паника. Глупее состояния не придумаешь. Мозгоправ столько раз уговаривал Макса что-нибудь рассказать, открыться, и вот Максу искренне захотелось это сделать, однако он сидит как идиот и не может сказать ни слова. Паника была на поверхности. Более глубинный слой психики Макса сознавал всю иронию его положения. Надо же: он привалился к спинке стула, как мешок. Слышит голос Эллиота, а ответить не может. Похоже, он вышел из тела и плавает в воздухе, а эмоциональный шквал грозит утащить его на дно.

      «Я умираю», – успел подумать