Педагогическая поэма. Антон Макаренко

стою молча в дверях и наблюдаю. Постепенно ребята замечают мое присутствие и замолкают. Быстро наступающая тишина приводит в себя и самых разъяренных. Прячутся финки и опускаются кулаки, гневные и матерные монологи прерываются на полуслове. Но я продолжаю молчать: внутри меня самого закипает гнев и ненависть ко всему этому дикому миру. Это ненависть бессилия, потому что я очень хорошо знаю: сегодня не последний день.

      Наконец в спальне устанавливается жуткая, тяжелая тишина, утихают даже глухие звуки напряженного дыхания.

      Тогда вдруг взрываюсь я сам, взрываюсь и в приступе настоящей злобы и в совершенно сознательной уверенности, что так нужно:

      – Ножи на стол! Да скорее, черт!..

      На стол выкладываются ножи: финки, кухонные, специально взятые для расправы, перочинные и самоделковые, изготовленные в кузнице. Молчание продолжает висеть в спальне. Возле стола стоит и улыбается Задоров, прелестный, милый Задоров, который сейчас кажется мне единственным родным, близким человеком. Я еще коротко приказываю:

      – Кистени!

      – Один у меня, я отнял, – говорит Задоров.

      Все стоят, опустив головы.

      – Спать!..

      Я не ухожу из спальни, пока все не укладываются.

      На другой день ребята стараются не вспоминать вчерашнего скандала. Я тоже ничем не напоминаю о нем.

      Проходит месяц-другой. В течение этого времени отдельные очаги вражды в каких-то тайных углах слабо чадят, и если пытаются разгореться, то быстро притушиваются в самом коллективе. Но вдруг опять разрывается бомба, и опять разъяренные, потерявшие человеческий вид колонисты гоняются с ножами друг за другом.

      В один из вечеров я увидел, что мне необходимо прикрутить гайку, как у нас говорят. После одной из драк я приказываю Чоботу, одному из самых неугомонных рыцарей финки, идти в мою комнату. Он покорно бредет. У себя я ему говорю:

      – Тебе придется оставить колонию.

      – А куда я пойду?

      – Я тебе советую идти туда, где позволено резаться ножами. Сегодня ты из-за того, что товарищ не уступил тебе место в столовой, пырнул его ножом. Вот и ищи такое место, где споры разрешаются ножом.

      – Когда мне идти?

      – Завтра утром.

      Он угрюмо уходит. Утром, за завтраком, все ребята обращаются ко мне с просьбой: пусть Чобот останется, они за него ручаются.

      – Чем ручаетесь?

      Не понимают.

      – Чем ручаетесь? Вот если он все-таки возьмет нож, что вы тогда будете делать?

      – Тогда вы его выгоните.

      – Значит, вы ничем не ручаетесь? Нет, он пойдет из колонии.

      Чобот после завтрака подошел ко мне и сказал:

      – Прощайте, Антон Семенович, спасибо за науку…

      – До свиданья, не поминай лихом. Если будет трудно, приходи, но не раньше как через две недели.

      Через месяц он пришел, исхудавший и бледный.

      – Я вот пришел, как вы сказали.

      – Не нашел