Педагогическая поэма. Антон Макаренко

кредиток исчезла из запертого ящика без всяких следов взлома.

      Вечером я рассказал об этом ребятам и просил возвратить деньги. Доказать воровство я не мог, и меня свободно можно было обвинить в растрате. После собрания, когда я проходил в свой флигель, на темном дворе ко мне подошли двое: Таранец и Гуд. Гуд – маленький, юркий юноша.

      – Мы знаем, кто взял деньги, – прошептал Таранец, – только сказать при всех нельзя: мы не знаем, где спрятаны. А если объявим, он подорвет[11] и деньги унесет.

      – Кто взял?

      – Да тут один…

      Гуд смотрел на Таранца исподлобья, видимо, не вполне одобряя его политику. Он пробурчал:

      – Бубну ему нужно выбить… Чего мы здесь разговариваем?

      – А кто выбьет? – обернулся к нему Таранец. – Ты выбьешь? Он тебя так возьмет в работу…

      – Вы мне скажите, кто взял деньги. Я с ним поговорю, – предложил я.

      – Нет, так нельзя.

      Таранец настаивал на конспирации. Я пожал плечами:

      – Ну, как хотите.

      Ушел спать.

      Утром в конюшне Гуд нашел деньги. Их кто-то бросил в узкое окно конюшни, и они разлетелись по всему помещению. Гуд, дрожащий от радости, прибежал ко мне, и в обоих руках у него были скомканные в беспорядке кредитки.

      Гуд от радости танцевал по колонии, все ребята просияли и прибегали в мою комнату посмотреть на меня. Один Таранец ходил, важно задравши голову. Я не стал расспрашивать ни его, ни Гуда об их действиях после нашего разговора.

      Через два дня кто-то сбил замок в погребе и утащил несколько фунтов сала – все наше жировое богатство. Утащил и замок. Еще через день вырвали окно в кладовой – пропали конфеты, заготовленные к празднику Февральской революции, и несколько банок колесной мази, которой мы дорожили как валютой.

      Калина Иванович даже похудел за эти дни; он устремлял побледневшее лицо к каждому колонисту, дымил ему в глаза махоркой и уговаривал:

      – Вы ж только посудите! Все ж для вас, сукины сыны, у себя ж крадете, паразиты!

      Таранец знал больше всех, но держался уклончиво, в его расчеты почему-то не входило раскрывать это дело. Колонисты высказывались очень обильно, но у них преобладал исключительно спортивный интерес. Никак они не хотели настроиться на тот лад, что обокрадены именно они.

      В спальне я гневно кричал:

      – Вы кто такие? Вы люди или…

      – Мы урки[12], – послышалось с какой-то дальней «дачки».

      – Уркаганы!

      – Врете! Какие вы уркаганы! Вы самые настоящие сявки[13], у себя крадете. Вот теперь сидите без сала, ну и черт с вами! На праздниках – без конфет. Больше нам никто не даст. Пропадайте так!

      – Так что мы можем сделать, Антон Семенович? Мы не знаем, кто взял. И вы не знаете, и мы не знаем.

      Я, впрочем, с самого начала понимал, что мои разговоры лишние. Крал кто-то из старших, которых все боялись.

      На другой

11

Подорвать – убежать.

12

Урки, уркаганы (жарг.) – воры.

13

Сявка (жарг.) – мелкий воришка, низкий, трусливый человек.