Разрушение Трои. Василий Жуковский

      Из «Энеиды» Виргилия

      Все молчат, обратив на Энея внимательны лица.

      С ложа высокого так начинает Эней-прародитель:

      «О царица, велишь обновить несказанное горе:

      Как погибла Троя, как Приамово царство

      Греки низринули, все, чему я плачевный свидетель,

      Все, чего я был главная часть… повествуя об этом,

      Кто – мирмидон ли, долоп ли, свирепый ли ратник Улисса —

      Слез не прольет! Но влажная ночь уже низлетела

      С тихого неба; ко сну приглашают сходящие звезды.

      Если ж толь сильно желание слышать о наших страданиях,

      Слышать о страшном последнем часе разрушенной Трои, —

      Сколь ни тяжко душе вспоминать о бедах толь великих,

      Я повинуюсь. Войной утомленны, отверженны роком,

      Столько напрасно утративши лет, полководцы данаев

      Хитрым искусством небесной Паллады коня сотворили,

      Дивно-огромного, плотные ребра из крепкия сосны,

      В жертву богам при отплытии (так молва разгласила).

      Тут избранных мужей, назначенных жребием, тайно

      Скрыли они в пространные недра чудовища: полно

      Сделалось чрево громады одеянных бронею ратных.

      Близ Илиона лежит Тенедос, знаменитый издревле

      Остров, обильный, доколе стояло царство Приама,

      Ныне же бедный залив, кораблям ненадежная пристань.

      Там, удалясь, у пустых берегов притаились данаи;

      Мы же их мнили уплывшими с ветром попутным в Микины.

      Тевкрия вся от тяжелой печали вдруг отдохнула;

      Град растворился; рвемся на волю, чтоб лагерь дорийский,

      Место пустое и берег, врагами оставленный, видеть.

      Там стояло их войско; тут шатер был Ахиллов;

      Здесь корабли их; там поле, где рати обычно сражались».

      Все дивятся опасному дару безбрачной Паллады;

      Все дивятся великой громаде, и первый Тиметос —

      Был ли он враг нам, судьба ль уж паденье Пергама решила —

      В город вовлечь и в замке поставить коня предлагает;

      Но проницательный Капис и каждый, в ком ясен был разум,

      В море советуют козни данаев с их даром неверным

      Бросить или предать огню и пеплом развеять;

      Или, чрево пронзив, сокровенное в нем обнаружить.

      Так в нерешимости мнений толпа волновалась. Но быстро,

      Гневен, стремится от замка, один впереди, провожаем

      Сонмом шумящим народа, Лаокоон; издалека

      Он возопил: «О, несчастные! что за безумство, граждане!

      Верите ль бегству врага? Иль мните, что дар нековарный

      Могут оставить данаи? Так ли узнали Улисса?

      Или ахеяне здесь, заключенные в древе, таятся;

      Или громада сия создана, чтоб, на гибель Пергаму,

      В домы наши глядеть и град сторожить с возвышенья;

      Или коварство иное… коню не вверяйтеся, тевкры!

      Что здесь ни будь… я данаев страшусь и дары приносящих».

      Так сказал, и копье тяжелое мощной десницей

      Он в огромный бок и в согбенное чрево громады

      Ринул; вонзившись, оно зашаталось; дрогнуло зданье;

      Внутренность звон издала; застенало в недре глубоком.

      Так, когда бы не боги, когда б не затменье рассудка,

      Нам бы тогда же открыло их козни железо… и ты бы,

      Троя, стояла, ты бы стояло, жилище Приама!

      Вдруг дарданские горные пастыри с криком и плеском

      Юношу, руки ему на хребет заковавши, к Приаму

      Силой влекут; он сам, неведомый им, замышляя

      Хитрость и средство ахеян впустить в Илион, произвольно

      Предал себя, отважный, на все готовый заране:

      Козни ль свои совершить иль верною смертью погибнуть.

      Жадно троянские бросились юноши грека увидеть;

      Стали кругом и спорят друг с другом, чтоб пленным ругаться…

      Сведай же хитрость ахеян; в злодействе едином

      Всех их узнай! Стоя один, посреди толпы, смятен, безоружен,

      Робко водил он кругом недоверчивый взор; напоследок:

      «О, какая земля, какое море, – воскликнул. —

      Примут меня, и что мне теперь, несчастливцу, осталось!

      Места меж греками нет, а здесь раздраженная Троя,

      Полная праведной мести, погибелью мне угрожает!»

      Жалоба пленника тронула наши сердца; замолчало

      Буйство толпы; вопрошаем: какой он породы? откуда?

      Что намерен начать? за что судьбу упрекает?

      Бремя страха сложивши,